Русский генофонд на Русской равнине

Особо подчеркнём — исторический, «исконный» ареал задан вовсе не генетикой! Нет, он определён историческими науками, науками о прошлом. Именно они определяют, в каких пределах и на каких землях сложился русский народ. А генетика лишь послушно следует им, исследуя современный генофонд в границах этой исторической территории.

При этом «исконный» ареал мы всегда берём в кавычки, помня, что история дославянского населения на этой-территории на порядок дольше славянского. Генетическая память пронизывает все слои генофонда, все напластования, пришедшие от разных обитателей Восточной Европы. Поэтому предупредим: анализируя «исконный ареал», мы никогда НЕ говорим об «исконно русском генофонде», об «исконно русских» генах. Дело в том, что нельзя какие-то гены «привязать» к какому-либо народу. Есть генофонд, раскинувшийся в этом ареале и вобравший в себя (как и все другие генофонды) гены многих популяций, живших здесь прежде и оставивших в ходе многих тысячелетий свой генетический след. Попытка любой привязки гена к народу уже исходно неверна — это просто разные системы координат. Принадлежность к народу определяется самосознанием человека. Генофонд определяется концентрацией генов в исторически определённом ареале. Поэтому в нашем исследовании, говоря о русском генофонде, мы говорим обо всех генах, собранных всем долгим ходом истории в «исконном» русском ареале и запечатлённых в нём. А уж какие гены в него попали — это дело истории, не нам судить.

МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ

_{Не будите ассоциаций, если не способны их усыплять.}

^{Ежи Лец.}

И ещё два предостережения. Они касаются интерпретации карт в терминах исторических событий.

В книге Вы найдёте много карт самых разных признаков — антропологии, генетики, фамилий. И каждая карта в чём-то похожа на другие — ведь каждая отражает один и тот же генофонд. И в то же время каждая карта неповторима — каждая как бы видит генофонд по-своему. Для того чтобы разглядеть «общую модель» генофонда в её мелькающих отражениях, в книге использованы специальные технологии. Именно они и позволяют обнаруживать общие черты устройства русского генофонда.

Но есть опасность, от которой мы хотим предостеречь читателя — нельзя восстанавливать историю генофонда по карте отдельного признака. Нельзя хотя бы потому, что следующая карта покажет уже несколько иной облик, и рассмотрение генофонда вскоре превратится в рассмотрение калейдоскопа — занятие увлекательное, но не научное. Чтобы наши опасения стали понятны, поясним печальным, но реальным примером.

Авторитетный специалист в области гуманитарных наук рассматривал сто карт генофонда крупного региона. Каждая карта отражала распределение одного из ста генетических признаков — например, групп крови АВ0, резус и многих других. Все карты выглядели по-разному, но каждая карта находила у специалиста историческое объяснение. Одна объяснялась нашествием гуннов, другая — сарматов, третья — походом аланов и так далее. Поскольку специалист обладал широчайшей эрудицией, сразу стало ясно, что как бы причудливо ни распределились гены на карте — им всегда подыщется соответствующее историческое объяснение: за многие тысячелетия истории случилось столь много событий и прошло столь много потоков самых разных миграций! Число «объяснимых» карт целиком зависело от богатства ассоциаций, широты интересов и смелости воображения интерпретатора. Мы пытались объяснить ограничения возможностей генетики: карта — это лишь вероятностная модель распространения гена; данные генетики собраны лишь в разрозненных популяциях; для каждого гена изучен «свой» набор популяций, что и могло привести к различиям между картами; на каждый ген мог влиять естественный отбор, искажая печать, наложенную историей; множество случайных факторов отражены на картах отдельных генов. Но наши попытки предостеречь в расчёт не принимались. Карта воспринималась не как вероятностная модель распространения гена, не как одно из множества мелькающих отражений генофонда, а как последнее слово модной науки.

Поэтому мы сразу предупреждаем читателя, что такой подход не имеет никакого отношения к нашей науке. Да и к истории генофонда — тоже. Для того мы и собрали в этой книге такое множество карт, чтобы иметь возможность объективно сравнить их и извлечь то общее, что реально присутствует в большинстве карт и что подтверждается большинством свидетелей. Лишь эта «общая модель», эти общие «сквозные» черты и несут достоверную информацию об истории и о структуре русского генофонда, его пространственной архитектонике.