Русский язык на грани нервного срыва

8 сентября 2008 года журналист Юрий Сапрыкин написал статью о хипстерах, точнее, о посетителях пикника журнала “Афиша”, которых назвал хипстерами. Честно говоря, понять из этого текста, кто такие хипстеры, невозможно, и виноват в этом не Сапрыкин. В 1957 году Норман Мейлер написал эссе о хипстерах, которое называлось “Белый негр”. Мейлеровские хипстеры никакого отношения к посетителям пикника “Афиши” не имеют. Наши хипстеры носят лосины и челки, а мейлеровские нет. Мейлер пишет об их нонконформизме, воровстве и бродяжничестве и, что очень важно – об их искусстве выживания, а Сапрыкин – о модниках, молескинах и пленочных мыльницах. Никто не виноват. Просто слово хипстер чудовищно изменилось. Оно появилось в английском, по-видимому, где-то в тридцатых, стало актуальным в сороковых и пятидесятых (когда на него обратили внимание Мейлер и Керуак), потом благополучно сошло со сцены, но возродилось в девяностых и теперь означает совсем другую молодежную субкультуру, совсем других людей. Впрочем, может быть, не совсем других, может быть, это дети тех старых хипстеров. Нынешние хипстеры относятся к среднему классу, отклоняются от мейнстрима в сторону всего альтернативного и независимого (а куда еще можно отклоняться?), едят экологически чистую пищу и вообще являются вегетарианцами. Но главное – ни к чему особенно не стремятся. Пересадка слова на русскую почву изменила его еще больше. Пришлось забыть про экологию и вегетарианство. Наши хипстеры – это не группа людей, это даже не понятие, это некая не вполне определенная тенденция: быть вне политики, вне гламура, вне вранья и так далее, короче, просто быть, но быть именно здесь и сейчас, то есть оставаться современным. С одной стороны, быть вне мейнстрима, с другой стороны, не становиться маргиналом, фриком, не впадать в крайности. Отгораживаться не чудачествами и отличиями, а, наоборот, похожестью, попросту говоря – оставаться в середине. Идея выживания в цивилизации хоть и переродилась, но все-таки сохранилась.

И здесь мы переходим к главному. Давно отмечено, что в любом языке есть много способов назвать отклонения, периферию и почти нет возможности обозначить середину, или, если хотите, центр. Есть панки, готы, скинхеды и прочее-прочее, но нет отдельного слова для, как бы это помягче сказать, обычного человека (кроме разных негативных названий типа обыватель). Язык рождает его в муках и часто неудачно. Более того, не всегда это слово нужно, просто потому, что эта середина не вполне оформлена и не ощущает себя как нечто целое и единое. Иногда слово вбрасывается раньше, чем это происходит. Так было со средним классом. Среднего класса еще не было (да и до сих пор как единого класса, пожалуй, нет), а уже вовсю обсуждалось, что это такое в России. Появилось даже игровое и унизительное название для него – мыдло, возникшее из смешения русского слова быдло и ангийского middle (middle class – “средний класс”). Мне кажется, то же произошло и с хипстером. Нет у нас этого класса, есть только помянутая выше тенденция отталкивания. И поэтому слово, вброшенное журналистом, не название группы людей, или, если угодно, человеческой породы, а попытка эту породу вывести, эту группу оформить. Попытка, скорее всего, неудачная (из удачных вспомню только нового русского). Вполне вероятно, что слово хипстер в русском языке не задержится. Но знаковым оно для 2008 года, безусловно, стало.

2009

Черкизон

Жаргонное название огромного вещевого рынка на востоке Москвы (Черкизовский рынок), существовавшего с начала 1990-х годов. Его называли “черной дырой”, где живут и работают, практически не покидая его, нелегальные мигранты, где торгуют контрабандными товарами, где не действуют законы, а действуют понятия. Иначе говоря, Черкизон был государством в государстве.

Некоторые слова актуальны всегда, а некоторые вспыхивают ненадолго, но горят ярко. Таково и слово Черкизон. Оно, конечно, появилось раньше 2009 года, но многие услышали его именно в этом году после закрытия рынка (и я в том числе). Страшноватое слово. За ним мерещится Зона, хотя, скорее всего, это случайность, так сказать, народная этимология. В 2010 году по телевизору был показан посвященный рынку сериал “Черкизона. Одноразовые люди”, где эта Зона уже стала явной. А еще слово Черкизон сразу же стало моделью для порождения новых слов. В этом же году появилось слово Люблизон от названия Торгового центра в Люблино, куда потянулись бывшие обитатели Черкизона. В общем, тяжелое слово, но харизматичное. То есть аура мощная, но черная, мрачная.

Газпромскрёб, газоскрёб