Русский язык на грани нервного срыва

Речевые клише были и остаются источником постоянной языковой игры. Многие любят не сами крылатые слова, а возможность как-то изменить известное выражение, исказить, разрушить его, иногда просто поставить в неподходящий контекст. На первый взгляд это кажется издевательством над цитатой, однако не все так просто.

Иногда издевательство действительно имеет место. Так сказать, “бережное отношение” к цитате заключается в том, что цитата сохраняется полностью, но цитируется в необычных условиях, например абсолютно не к месту. Контекст или сама ситуация цитирования, как правило, “снижают” пафос. Таковы уголовные наколки, иногда совпадающие с политическими лозунгами, или цитирование политических лозунгов на стенах общественного туалета. Очевидно, что туалетные граффити были на самом деле разрушением текстуально совпадающих с ними лозунгов и поэтому издевательством над ними.

В качестве яркого примера разных подходов к цитированию я приведу два стихотворения. В стихотворении Давида Самойлова “Пушкин по радио” строки Пушкина и Самойлова сосуществуют и взаимодействуют. И хотя контекст у пушкинских строк непривычный (имеет место перенос во времени и определенное “снижение”), неясно, нужно ли говорить о каком-либо разрушении:

Возле разбитого вокзала
Нещадно радио орало
Вороньим голосом. Но вдруг,
К нему прислушавшись, я понял,
Что все его слова я помнил.
Читали Пушкина…
…
С двумя девчонками шальными
Я познакомился. И с ними
Готов был завести роман.
Смеялись юные шалавы…
“Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман”…

В стихотворении же Николая Глазкова “Ворон” (привожу его целиком) в последней строфе происходит очевидное разрушение речевого клише никогда, восходящего к мистическому стихотворению Э. А. По (в различных русских переводах встречается как “никогда”, так и “nevermore”). Это разрушение подчеркивается абсолютной неправильностью последней вопросно-ответной пары:

Черный ворон, черный дьявол,
Мистицизму научась,
Прилетел на белый мрамор
В час полночный, черный час.

Я спросил его: – Удастся

Мне в ближайшие года
Где-нибудь найти богатство? –
Он ответил: – Никогда!

Я сказал: – В богатстве мнимом

Сгинет лет моих орда.
Все же буду я любимым? –
Он ответил: – Никогда!

Я сказал: – Пусть в личной жизни

Неудачник я всегда.
Но народы в коммунизме
Сыщут счастье? – Никогда!

И на все мои вопросы,

Где возможны нет и да,
Отвечал вещатель грозный
Безутешным: – Никогда!

Я спросил: – Какие в Чили

Существуют города? –
Он ответил: – Никогда! –
И его разоблачили.

Одной из таких любимых “игрушек” всегда была строчка из Тютчева – Умом Россию не понять. Как ее только не продолжали! Например: Умом Россию не понять, а другим местом больно. Несколько раз ее творчески переработал Игорь Губерман, большой любитель искажения классики: Умом Россию не понять, а чем понять – опять не ясно, или более грубо: Давно пора, та-та-та мать (цензура моя. – М. К.), умом Россию понимать (вспомню у него же: Счастливые всегда потом рыдают, что вовремя часов не наблюдают). В чем смысл такой игры? Предполагается, что собеседники должны опознать цитату и понять, ради чего ее исказили. Это напоминает двойное подмигивание. Первый раз: “Ну что, узнал?” И второй: “Смотри, что я с этим сделал, сейчас будет смешно!” Само клише таким образом привлекает внимание и одновременно является тестом на “свой – чужой”, а игра с ним по замыслу говорящего должна вызвать юмористический эффект (что, впрочем, не всегда удается). Смыслы речевого клише и его искажения как бы сталкиваются, и вместо одной линейной фразы возникает многомерный текст. Разрушитель цитаты вступает с ее автором в короткую и комическую дискуссию.