Несмотря на свежесть таланта некоторых поэтов, в частности А. Твардовского, общее положение с поэтическим творчеством было признано настолько катастрофическим, что уже упоминавшийся выше критик А. Тарасенко ввынужден был констатировать:
Мы часто жалуемся на упадок поэзии, ищем разнообразные причины этого печального явления и забываем, что поэзия должна быть поэзией, что она есть прежде вcегo мышление образами. Поэзия не может и не должна ставить перед собой несвойственные ей задачи, например, брать на себя протокольную информацию. (О поэтическом образе, Лит. гaзета, 26 января 1954).
Возврашаясь к вопросу о языке поэзии, признаем, что если в злободневной публицистической поэзии неэстетические советизмы, возможно, еще и были в какойто степени уместны, то этого никак нельзя сказать об области чистой поэзии, где диссонанс, вызываемый несоответствием метафоры и метафоризируемoгo элемента, разрушает поэтичность произведения:
Я хочу,
чтоб сверхставками спеца
получало
любовищу сердце.
(Маяковский, Домой).
Дни.
В белом ли фартуке зимы
Или в зеленой прозодежде лета.
(Безыменский, Стихи о комсомоле).
Но из этого отнюдь не следует, что неологизмы не неологизмы не мoгут обогащать язык поэта. В то время, как футуристы делали упор на звуковую, а не смысловую сторону нoвoгo слова, а декаденты зачастую увлекались созданием новых слов на иностранной основе, крупнейшие советские поэты творили свои неологизмы почти исключительно на материале родного языка. В этом отношении очень показателен Есенин, на смерть кoтopoгo Маяковский писал:
У народа,
у языкотворца,
Умер
звонкий
забулдыга-подмастерье.
Одной из черт своеобразной грустно-теплой лирики этого поэта являются неологизмы, обычно, представляющие собой краткие имена нарицательные женского рода:
Как же мне не прослезиться,
Если с венкой в стынь и звень
Будет рядом веселиться
Юнocть русских деревень
или
Бедна нaшa родина кроткая
В древесную цветень и сочь…
(Анна Снегина).
В то время как для Есенина характерны имена существительные с мягкими окончаниями (бредь, водь, стынь, звень, цветь, голубень и пр.), встречающиеся, правда, и у Маяковского, последнему более свойственны новообразования глаголов, главным образом приставочных, и прилагательных (часть которых построена на каламбурах: инцидент исперчен, однаробразный пейзаж):
Напрасно пухлые руки взмолены.
(Потрясающие факты).
А нам не только новое строя
фантазировать,
а еще издинамитить старое.
(150.000.000).
Рельсы
по мосту вызмеив,
Гoнку свою
продолжали трамы.
(Хорошо).
…молоткастыи
серпастый
советский паспорт.
(Стихи о советском паспорте).
…не расхвалит
языкастыи лектор…
(Рабочим Курска).
Иди,
побеждай российскую дурь
Против
быта блохастого
[41].(Арсенал ленинцев).
Всё вышесказанное не исключает тoгo, что у Маяковского мы находим также целый ряд новообразованных существительных:
Дом Кшесинской
за дрыгоножество
Подаренный,
нынче -
рабочая блузница.
(Владимир Ильич).
Поэт
и прозаик
и драмщик зачах.
(На что жалуетесь),
а у Есенина образные прилагательные:
Ты светишь aвгуcтoм и рожью
И наполняешь тишь полей
Такой рыдалистою дрожью
Неотлетевших журавлей.
– -
Вот опять петухи кукарекнули
В обосененную тишину.
Некоторые есенинские слова стали такими популярными, что их мажно считать прочно вошедшими в речевой обиход:
Какая ночь! Я не мoгу.
Не спится мне. Такая лунность.
Ты по собачьи дьявольски красив
,С такою милою доверчивой приятцей.
Что касается Маяковского, то по свидетельству Г. Винокура (см. ниже, стр. 31) «…нет сомнения в тoм, что изобретаемые им новые способы выражения Маяковский никогда не считал годными к употреблению и необходимыми в общем русском, особенно – письменном языке». Однако, проф. Винокур подчеркивает, что в отличие от футуристов хлебниковского толка, Маяковский не гнался за «Самоценным словом». Он искал новые языковые нормы не потому, что егo собственный язык представлялся емусамодовлеющей ценностью, а потому, что обычный язык не удовлетворял егo, как стилистическое средство его поэзии.