Русский язык при Советах

Темпы нашей жизни породили в широком масштабе такую словесную форму, как аббревиатура – сокращенное слово, явление в основе своей вполне положительное, характерное, кстати, и для западных языков. Сокращение названий фирм, промышленных объединений или общественных организаций чрезвычайно характерно для двадцатого века с его убыстренными темпами любой деятельности. На Западе давно уже распространились сокращенные слова (AEG в нем., FAI во франц., CIO в англ,) и, по свидетельству А. Горнфельда («Муки слова», стр. 153), «…задолго до революции… были у нас и «Рускабель» и «Сотим» и «Вочето» и «Катопром», только не столь властные и не столь известные».

Идя в ногу с веком, русский язык охотно вбирал в себя такие сокращенные наименования, как «Лензолото», «Продамета», «Продуголь», «Ропит», «Юротат» и т. д., но это явление достигло во многих случаях абсурда в революционной России и заслужило порицание самих вождей революции, в том числе и Ленина, считавшего, например, такое сокращение как «Высовнархоз» (Высший совет народного хозяйства) антиэстетическим, непопулярным и недолговечным.

Корни советского языка уходят в партийный жаргон («эсер» – социалист-революционер, «эсдек» – социал-демократ, «кадет» – конституционный демократ, «октябрист» и т. д.) и в просторечие низших слоев населения, участвовавших в революции («даешь», «контра», «офицерье» и т. д.).

По этому поводу С. Карцевский, в своей уже упоминавшейся книге «Язык, война и революция» (стр. 3) предупреждает:

«Языковые изменения последних лет не могут рассматриваться вне связи с предыдущей волной новшеств, восходящей к эпохе около 1905 г., ибо и события наших дней есть только одно из звеньев в цепи социально-политических потрясений, начало которой надо полагать около 1905».

Интересно отметить, что первые попытки аббревиации в русском языке явились многовариантными, а основы сокращаемых и слагаемых слов очень продуктивными. Так, например, партийные обозначения в эпоху революции 1905 г. встречаются в следующих формах: с.-р., эс-эр, эсэр, они же дают производные: эсеровский, эсэровство, эсэровствовать и т. д. Аналогичное наблюдается и с аббревиатурами и их производными от «социал-демократ» и «конституционный демократ». Особенностью основных из этих аббревиатур является то, что они используют буквенный или алфавитный принцип сокращения, в то время как (см. ниже) в дальнейшем возникает борьба этого типа сокращений со слоговым.

Во время Первой мировой войны новое в русском языке создавалось двумя путями. Зародыши революционного языка зрели в тылу, на митингах, устраиваемых партийными агитаторами, ошарашивавшими слушателей «умными» и непонятными иностранными словцами: «социализация», «национализация», «перманентная революция», «экспроприация» и пр. В свою очередь фронт создавал свои упрощенные языковые формы. Инициатором таких сокращений в армии нужно считать генеральный штаб, вводивший их, главным образом, в целях облегчения телеграфных сообщений. Нужно отметить, что армия поначалу очень неохотно принимала такие новшества, как «военмин» (военное министерство), «дарм» (действующая армия), «генштаб» (генеральный штаб), «штарм» (штаб армии), «штакор» (штаб корпуса), «штадив» (штаб дивизии), «главком» (главнокомандующий), «командарм» (командующий армией), «начдив» (начальник дивизии) и т. д. Некоторые из них отнюдь не отличались благозвучием, как, например, «дегенарм» (дежурный генерал по армии), «главковерх» (верховный главнокомандующий), «генкварверх» (генерал-квартирмейстер при верховном главнокомандующем), «наштаверх» (начальник штаба верховного главнокомандующего) и более позднее – «Румчерод» (Совет солдатских, матросских и рабочих депутатов Румынского фронта, Черного моря и Одесского округа).

Однако то, что с трудом прививалось в армии, давно проложило себе дорогу во флоте. Такие сокращения, как «каперанг» (капитан первого ранга), «кавторанг» (капитан второго ранга) прочно вошли в лексикон моряков, охотно воспринявших «эсминцы», «линкоры», «минзаги» и «подлодки». Позже всё это переплавилось в горниле гражданской войны, а дальше, через прессу, беллетристику и живых людей вошло в обиход русского языка.

Глава III. НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ РУССКОГО ЯЗЫКА СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА

Рассматривая развитие русского языка в период большевистской диктатуры, нельзя не согласиться с замечанием А. Горнфельда о том, что этот язык растет «в стране с притуплённым личным почином, жизнь которой искони в значительной степени определяется начальством» («Новые словечки и старые слова», стр. 14). Отсюда проистекает и то, что некоторые моменты в языке не являются результатом свободного народного творчества, а привнесены извне, навязаны языку «сверху». Правда, многое, втиснутое в него насильно, со временем выбрасывается им как ненужный и вредный сор.