Русский язык в зеркале языковой игры

4. В текстах «серьезной» художественной литературы встречающиеся необычные употребления обычно легко отличимы от игры и воспринимаются как языковая неправильность или неточность. Вряд ли можно сомневаться, что не с игрой, а с некоторой небрежностью (не преследующей специальных художественных целей) мы имеем дело в след, примере:

...на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и с радостными лицами (JL Толстой, Война и мир).

Обсуждая этот пример, А Н. Гвоздев приводит следующее любопытное замечание В. Чернышева («Правильность и чистота русской речи», изд. 3, Пг., 1915, с. 204): «неловко сказано... у Аксакова: Когда мы возвращались с богатой добычей, милая сестрица выбежала ко мне навстречу с радостным криком и с полоскательной чашкой спелой ежевики».

Андрей Белый вспоминает грубую ошибку в устном выступлении А Веселовского: «“Джордано Бруно, стоя одною ногою во мраке средневековья”,— и далее,

далее, далее (нагромождения придаточных предложений, во время которых оратор забыл, что “ногою”),—“другою приветствовал он зарю возрождения”» (А Белый, На рубеже двух столетий). Даже лингвисты не гарантированы от подобных ляпсусов. В журнале «Новый Сатирикон» (N2 10 за 1914 г.) приводится один из них:

В «Дне» профессор Бодуэн-де-Куртенэ пишет-. «Из человеческого тела могут выхо-дитъ разные звуки и разные звукосочетания».

Вот наблюдение, которое могло бы быть и не опубликовано!

Подобных неточностей, вызывающих, вопреки воле автора, комический эффект, очень много, и они не раз служили предметом осмеяния. Мы имеем в виду, в первую очередь, книгу А Измайлова («Пятна на солнце»). Измайлов приводит неточности не только смысловые (вроде лермонтовского «Терек прыгает, как львица с косматой гривой на хребте», вроде «орлиных стай» А. К. Толстого), но и чисто языковые. Один пример:

«УНадсона в “Мечтах королевы” (...) в душной нише окна стоит королева и мечтает о юноше. “О, ты знаешь, с каким бы блаженством всех их я тебе одному предпочла(...) Королева зарапортовалась и говорит совсем не то, что хотела бы сказать (...) Не всех их—тебе одному, а уж, конечно, тебя одного всем им,—иначе и мечтать не о чем» (А Измайлов, Пятна на солнце, V).

Разумеется, к неточностям, приводимым Измайловым, можно добавить немало иных. Укажем лишь некоторые.

(1) Порфирий положил щенка на пол, который, растянувшись на все четыре лапы, нюхал землю (Н. Гоголь, Мертвые души, т.1, IV).

(2) Карамзина «рассмешил один стих» в оде Державина «На кончину благотворителя»:

Как огнь лампады ароматный,

Погас, распространил приятный Вкруг запах ты~ (по: [Рус. лит. XX в.: 372]).

(3) Точно так Н. Гумилев наверняка не сознавал комический заряд, содержащийся в след, строках его стихотворения «Мой час»:

А где-то пляшет океан,

Над ним белесый встал туман,

Как дым из трубки моряка,

Чей труп чуть виден из песка.

(Лингвистическая природа этой неточности обсуждается ниже, в главе Синтаксис).

(4) Голова моя машет ушами,

Как крыльями птица.

Ей на шее ноги

Маячить больше невмочь

(С. Есенин, Черный человек). [Вм.: на шеи ноге?)

(5) На крыльце стояли милые родные лица: мать, дядюшка, крестная, сестры и махали нам руками и платками (П. Романов, Детство, XXXVII).

Еще один случай — неточность в рассказе А. Чехова «На кладбище»:

„увы—случай стерег его~ Бедняга пал жертвою своей наблюдательности. Однажды, подслушивая, получил такой удар двери в голову, что схватил сотрясение мозга (у него был мозг) и умер.

Нейтральное употребление — стал жертвою любопытства. Если же Чехов добивался комического эффекта, то, вероятно, лучше было сказать: стал жертвою любознательности.