Русский камикадзе

— десятилетиями, а сейчас гаснет, чуть не каждый квартал. Раньше отопительный сезон начинался по расписанию — пятнадцатого октября и аккуратно заканчивался пятнадцатого апреля. А сейчас видно всемирное потепление на мозги чиновников действует — мерзнем до середины ноября. Лифт месяцами не работает; свет подстанция отключает по два раза в сутки…

Он внимал и удивлялся, отчего же здесь — в мирном городе, не могут навести элементарный порядок. Это там, в Чечне, где идет война, где гремят взрывы и кому-то выгодно всячески лихорадить жизнь республики, простительно терпеть временные невзгоды. Но кому выгоден бардак в мирном Горбатове?..

— Ты ведь знаешь, мы с твоим отцом не совались в политику, никогда не кричали на демонстрациях, — мать поставила перед Павлом тарелку, пододвинула поближе бокал свежего молока и села напротив. Вздохнула, пряча взгляд заблестевших слезами глаз: — Мы были обычными людьми, которым всего-то и требовалось: стабильность, да уверенность в твоем будущем… А теперь, позови кто посерьезней — ей богу, пошла бы на баррикады!

Она вздохнула, сглотнув слезы возмущения, а он снова задумался…

Лишь вечером, когда праздничный ужин, устроенный сердобольной женщиной по случаю приезда единственного сына, прервался странным визитом сотрудника милиции, Белозеров стал понемногу понимать причину удивления, граничащего с раздражением.

Часть II Город смерти

Глава 1

/14–15 июня/

Молодая темноволосая женщина шла по сумрачным, плохо освещенным городским улицам неторопливой и весьма неуверенной походкой. Развязно покачивая бедрами, она выкидывала далеко вперед длинные и немного худощавые ноги, как это делают модели, плавно дефилируя по узкому подиуму. Не замечая луж и асфальтовых неровностей, она оступалась; едва не падая, теряла равновесие, но тут же старательно выправляла нетвердую походку, одергивала подол светлой юбчонки. Затем, мимолетно оглядевшись по сторонам, давилась тихим смешком над собственной неловкостью и шлепала дальше дешевыми и давно потерявшими вид босоножками.

Вряд ли ее можно было назвать красивой. По крайней мере, сейчас. Сколько-то лет назад ее облик, вероятно, притягивал взоры и парней-сверстников, и зрелых мужчин. Как знать, возможно, так и было!.. Но ныне даже термин «привлекательная» едва вязался с внешностью одинокой запоздалой путницы. Так и не добрав к тридцати годам положенного веса, она казалась худой, длиннорукой и мосластой. Угловатые коленки смешно выпячивались из-под вызывающе короткой юбки; по бокам тонкой шеи остро торчали ключицы; маленькая, неразвитая грудь под свободной блузкой была почти незаметна. Изрядное опьянение добавляло сумбура в движения; лицо сохранило оттенки обаятельной детской простоты, но глуповатая улыбка стирала и этот невинный штрих, делая вид великовозрастной девушки отталкивающим.

Модная походка не удавалась, да и заинтересованных зрителей, способных оценить усердие, как назло не встречалось — улицы с проспектами в столь поздний час подолгу оставались пустынны — редкие авто проносились мимо, не притормаживая. Два часа она с курьерской настойчивостью следовала по давно заученному маршруту, а платежеспособные мужики, способные запасть на ее худосочное тело, притормозить, пригласить в авто — словно вымерли…

Спустя несколько минут дамочка свернула с улицы Герцена и заглянула в узкое окошко ларька на Московской, работавшего круглосуточно, без перерыва и выходных дней. Внутри вяло хозяйничала сонная продавщица. Протяжно вздохнув, жрица любви купила четвертую за сегодняшнюю ночь банку дешевого пива и направилась дальше.

Ничто этой ночью не складывалось. И даже наличие продавца женского пола в одинокой торговой точке было совершенно некстати. Сменщиком в ларьке работал юный косоглазый паренек, и когда рушились последние надежды подцепить «кавалера», худая женщина неизменно заканчивала «трудовую смену» на его жестком лежаке среди пыльных коробок, ящиков и упаковок. Иногда за полтинник, реже за пару банок того же пива, а чаще просто так — для души или от безысходности…

Теплое пиво показалось отвратительным — она поморщилась, но через силу опустошила банку на треть и, решив дать прощальный круг неудачной «охоте», сызнова побрела по замусоренному тротуару вдоль давно уснувших жилых домов.