Русский камикадзе

Наблюдая, за обстановкой возле дверей клуба, Белозеров готовился к скорому легкому ужину — незаметно вынул изо рта жвачку и бросил ее в пепельницу. В этот же миг из клуба вышли трое парней, по сложению и ширине плеч напоминавшие тех, кто служил в его подразделении. Повадками амбалы смахивали на телохранителей, а значит, скоро должен был появиться и тот, чью жизнь и здоровье они оберегали. Рука, потянувшаяся к пачке сигарет, застыла — в дверях показалась знакомая фигура. Майор прищурился, пригляделся и, резко двинув назад стул, поднялся — меж двух сопровождавших молодцов неверной походкой вышагивал Серега Зубко со своей коронно обритой наголо башкой.

Некогда было думать об улыбчивой официантке, о расчете за сделанный заказ — приятель уже брякнулся на заднее сиденье «Мерседеса», и тот, беззвучно приклеив к бокам дверки, начал плавно сдавать назад…

Павел сгреб лежавший на столе телефон, перемахнул декоративное заграждение и бегом устремился к стоянке, отчаянно замахав тем, кто, возможно, заметил бы его сквозь безнадежно тонированные стекла. Но тщетно — автомобиль тормознул, но лишь для того, чтобы развернуть колеса вправо перед резким рывком по верхнему ярусу набережной…

Он не успел стукнуть по крышке багажника. В последний момент та выскользнула из-под ладони — черный мерс стремительно набирал скорость.

И тут же с ревом стартовала другая машина, следом готовилась третья…

Секунда оставалась у майора на принятие решения.

И ровно через секунду вдогонку головной иномарке с силой был запущен мобильный телефон.

Удара в заднее стекло Белозеров не слышал, зато все праздношатающиеся неподалеку граждане услышали бешеный визг тормозов. Не успел он заметить и повреждений стекла, но хорошо увидел под желтым фонарным светом серебристые брызги своего новенького мобильника. Обрадоваться меткому броску и свершившемуся чуду, впрочем, тоже не успел — путь к машине приятеля нежданно преградил первый автомобиль охраны, а сзади нахально поджал второй.

Из внедорожников дружно посыпали молодцы и с весьма недружелюбным видом бросились к Павлу…

Первых двух он опрокинул с недоумением: «Какого рожна лезете не в свое дело?!»

Отбросив ударом третьего и швыряя в автомобильный бок четвертого, уже начинал злиться; а, оказавшись меж тремя здоровяками, натурально пришел в ярость: «А ну, пошли вон с дороги, отморозки!»

— Палермо! Ты?! — вдруг отчаянно завопил какой-то узкоглазый — самый мелкий из троих.

— Японамать?! — узнав казаха, придержал майор кулак, уже готовый отстегнуть тому из суставов нижнюю челюсть.

— Тихо! Всем стоять, не двигаться! Это наш человек! — отрывисто и тонко скомандовал казах бойцам своей службы. — Быстро по машинам! — и в момент поменяв выражение лица, как это могут делать только азиаты, проверещал: — Ай, Палермо, как я рад тебя видеть!.. Пойдем. Вот Бритый-то обрадуется!..

Авторитет уж покинул машину и с парочкой тех же помощников, что вели из клуба, ковылял в развалку к месту потасовки. Помощники недвусмысленно держали по одной руке под полами пиджаков…

— Сергей Васильевич! Я Палермо поймал! — как и восемь лет назад с красивой наглостью врал сын степей.

— Всем ша, ребята, — звучно отрыгнув, пробасил Зубко.

Телохранители расслабились, оставили в покое пистолетные рукоятки, а старые друзья сошлись в крепчайших объятиях…

— Ты теперь пузо надумал растить, Бритый?! Рад тебя видеть, чертила!

— А ты чё, Шварца решил обставить?! Ну, здоров стал, Палермо!.. Килограмм сто десять весишь и одни мышцы — прям красавец!.. Моих-то не поубивал?

— Не, я их так — в легкую…

— А то и хрен с ними! Других возьму, — все так же крепко обнимая бывшего одноклассника, басил он и тянул к машине. — Поехали, упадем где-нить — выпьем, поболтаем… Мне тут в лом — все однобоко, надоело… и краской воняет.

— Какой краской?

— Не знаю. Там, где бабы массажем мнут… Исполнительный ремонт затеял, что ли… Мож чудится. Мож допился… Пошли скорее. Рассказывай!..

Спецназовец улыбнулся — Бритый был все таким же балагуром и непоседой…

И вдруг по ушам ударил хорошо знакомый упругий звук, а «Мерседес», до гостеприимно распахнутых дверок которого оставалось не боле семи-восьми шагов, подкинул свою корму, и в воздухе та исчезла в центре стремительно растущего огненного шара.

«Сейчас последует самое неприятное!» — своевременно напомнило еще не отвыкшее от войны сознание.

И он успел сгруппироваться прежде, чем жесткая волна отшвырнула далеко назад.

* * *

Японамать с парой головорезов остался на набережной возле догоравшего остова представительской иномарки и скрюченного трупа водителя, вцепившегося в остатки руля. А два черных внедорожника неслись по вечернему городу в ближайшую больницу. Первый, с охраной на борту, беспрестанно крякал и мигал слепящим дальним светом, распугивая встречный и попутный транспорт; второй не отставал, но старался вертеться в потоке плавней. Сзади лежал Бритый, окровавленная голова его покоилась на коленях Палермо.