Русский капитан

«…Протестовал против Чечни» — Стучало в висках. — «Значит мы оккупанты?» Николай вспомнил подорванный автобус, с детьми. «Значит, по его мнению, это правильно?'' Он вспомнил, как на его глазах в мокрой яме под корнями старого вяза у него на руках трудно умирал Антон Снегирев. Пуля разорвала ему печень. Он истекал кровью, но до ближайших наших позиций было больше десяти километров. Кругом было полно боевиков, и вызвать «вертушку» было просто невозможно. '«Значит он погиб зря? Значит, мы все оккупанты?!»

— Ну, что затих герой? — Шутливо ткнул его в плечо Михаил.

— …Бойцы вспоминают геройские дани и битвы, где вместе рубились они. — Продекламировал Борис.

Николай тяжело поднял голову. Мысли ворочались как старые жернова.

— Да вот, говорят, ты против войны протестовал? Против нас оккупантов…

Глаза Бориса мгновенно сузились, он отодвинулся.

— Это ты что ли лекцию провела? — Глухо бросил он Алле.

— Да, Борь, а что? Я же только правду — Растерянно произнесла та.

— Ну, так что с оккупацией? — процедил Николай.

— Никак. — Мягко ответил Борис, — Ложись, отдохни. Алла немного переборщила. Не будем из мухи слона делать.

— Вот как? — Николай зачем-то кивнул, — Слона! А как же с геноцидом быть?

— Ну, вот что, герой! — Неожиданно вмешался Михаил — Хватит тут духариться! Мы таких как ты видали. Не звени медалями. И мученика здесь не изображай. На нас это не действует. Ты домой едешь. Живой здоровый. Так радуйся, что ноги унес. Кому-то меньше повезло. Нажрался на халяву и теперь тут выделываешься перед нами. Лезь в свою койку и дрыхни!

Николая мгновенно захлестнула волна какой-то дикой, неуправляемой злобы.

— Да я тебя, сука, порву! — Он попытался вскочить и броситься на толстяка, но ноги неожиданно подогнулись, и он неуклюже плюхнулся на диван. «Боже, как я напился!» — Обжёг его едкий стыд.

— Что? — Толстяк двинулся было к Николаю, но на дороге встал Борис.

— Брось! Не связывайся!

— Что не связывайся? — Завопил Михаил. — Этот «дембель» вшивый возникать будет, а я молчать!?

— Я сказал, брось! — Борис схватил Михаила за кисти рук.

Николай вновь попытался встать, но ноги окончательно отказались повиноваться и он упал боком на диван, больно стукнувшись лицом о край стола. «Напился!»

— Сволочи вы! — хрипло выдохнул он.

Было обидно и противно. За себя, за свое бессилие, за унижение перед этими…

— Николай, — Голос Бориса был неожиданно мягким и спокойным. — Ты взрослый мужик. Давай-ка прекращать дебош. Нам еще только пьяного скандала не хватает с милицией.

Николай посмотрел на Аллу. Она забралась с ногами на койку и откинувшись к окну, молча наблюдала за происходящим.

— Ты хочешь встречи с милицией? — Спросил Борис.

Николай мотнул головой.

— Вот и славно! — Борис облегчённо вздохнул и аккуратно присел на край дивана. — Так вот, о словах Аллы. Во-первых, женщин надо меньше слушать. А во-вторых, Николай, не обижайся и не злись, но ведь ты сам жертва этой Чечни. Ты попал туда восемнадцатилетним пацаном. Без веры, без убеждений, без жизненного опыта. Эта война тебя воспитала, и определила как человека. Не спорю, может быть как сильного человека. Но война обделила тебя в главном — в способности думать и оценивать всё вокруг себя без шор и штампов. Объективно, свободно… — Борис говорил уверенно, легко, словно лекцию читал — …А ведь именно в этом и заключается свобода человека. Узнать правду каждой стороны, и все подвергнуть сомнению. Только так можно выработать по-настоящему свою точку зрения.

Человек должен быть свободен от каких-либо выдуманных долгов. Свобода личности — вот главное. А в вас, «чеченцах» всю службу вырабатывали совсем другое. Вас отучали рассуждать, задумываться над тем, что вы делаете. Вас учили лишь слепо выполнять любые приказы. Подчиняться своим командирам и верить, что ничего другого на земле нет. Вы все какие-то однобокие. Как доходит дело до оценки серьезных вещей, вы тут же прячетесь за голые лозунги и вас ничем не вышибешь оттуда…

— А за какие лозунги прячешься ты? — спросил Николай-.

— Я? — Борис торжествующе улыбнулся — Ни за какие! Любые лозунги, веры, партии — это лишь вериги на человеке. Моя сила в том, что я создал в себе свободную личность. На любой факт, на любую ситуацию в мире я имею свою точку зрения. Я против Америки, когда она воевала во Вьетнаме, но я и пробив бессмысленной войны в Чечне, хотя к самим чеченцам любви не испытываю. Свобода — вот мое кредо.

А ты, увы, загнан в рамки идеологии. Родина. Долг. Патриотизм… Неужели ты не видишь, что прикрываясь этими словами, политиканы делают себе карьеры, генералы зарабатывают ордена и должности, а олигархи деньги на вашей солдатской крови делают?

Николай растерялся. Все сказанное было столь неожиданным для него, что всё в голове спуталось. Он и представить себе не мог, что кто-то вот так просто, почти играючи, разрушит всё то, во что он верил и чем жил. Он не знал, что сказать, что ответить. И ему, вдруг, стало невыносимо стыдно за это его молчание. И, с трудом подбирая слова, он хрипло заговорил.