Русский капкан

По всему побережью Белого моря шла война. Война своеобразная. Иноземные корабли беспрепятственно заходили в бухты. Перед ними на каменистой возвышенности лежали рыбацкие поселки. Вытащенные из воды баркасы отчетливо свидетельствовали, что здесь живут рыбаки. Никаких признаков гарнизона. Но иноземные корабли открывали огонь по мирным жителям. Высаживали десант, и все, что было недобито, добивали из автоматических винтовок. Убивали даже собак, этих добрейших и ласковых лаек, надежных помощников поморов, промышляющих охотой на песца и тюленя.

Так было в начале нашествия. Но уже после первых бомбардировок поморы обозлились – быстро научились воевать.

Завидев на горизонте военные корабли, жители покидали хижины, матери хватали детей и необходимый скарб, убегали в лес, куда не могли достать снаряды корабельной артиллерии, мужчины снимали со стены винтовки, с теплого камина доставали теплые патроны, под каменными глыбами, принесенными ледником, занимали оборону, не давали высаживать десант. Среди рыбаков было немало таких, кто на Грунланд ходил на тюленя. Охота с дальней дистанции пригодилась при отражении десанта. Линии фронта как таковой не было. Но фронт был – все Беломорье.

Об этом жарко говорилось на совещании, которое проводил Михаил Сергеевич Кедров. Представители рыбацких комитетов требовали учредить в рыбацких поселках гарнизоны.

– Людей нет, – отвечал комиссар. – Кто способен носить оружие, уже в строю.

– Дайте хотя бы оружие, а люди найдутся, – отвечали делегаты с мест.

В их словах таилась загадка. Тайга большая, неисчерпаемая. За три года войны уже была третья мобилизация: царской власти, Временного правительства с выплатой местных денег, тех же «чайковок» и «моржовок», и советская мобилизация с призывом на борьбу против иностранной интервенции.

Оружие было. После подавления правоэсеровского мятежа в Ярославле в адрес Северного фронта Москва выслала около пятидесяти тысяч трофейных винтовок.

«Сейчас как бы они сгодились для выдачи рыбакам!» – мечтательно подумал Кедров. Но что-то его сдерживало от такого шага.

Третья мобилизация проводилась методом «невода»: кого в тайге поймали, того и ставили в строй. В большинстве это были дезертиры, некоторые уже промышляли разбоем. И получалось, что оружие могло перейти из одних бандитских рук в другие.

Не сразу, не в один день был найден разумный компромисс. Поселковые советы представили в Шенкурск (в губком) изъявивших желание служить в милиции без выдачи денежного содержания и без учета возраста. В числе милиционеров оказались старики и подростки. Было немало женщин.

Милиции доверили стрелковое оружие, побывавшее в руках мятежников.

Но были и другие проблемы, которые предстояло оперативно решать. На железнодорожном направлении интервенты прорвали фронт. Оборона Шестой армии приняла ярко выраженный очаговый характер.

Даже на рытье окопов не хватало рук. Кто-то предложил: вологодской буржуазии дать в руки лопаты и кирки-мотыги и на каждую семью определить объем работы. Раздались реплики:

– В Вологде нет буржуазии. Это не Питер и не Москва.

– Но есть богатые, вот их и заставьте потрудиться на революцию.

Чтоб богатые не откупились от трудовой мобилизации, им установили норму: в день два куба на человека.

– Откупятся!

Во все времена коррупция – самое коварное оружие против трудового народа. Только вышел декрет о мобилизации буржуазии на земляные работы, а землю уже роют крестьяне из пригородных деревень. И как это им удавалось принимать взятки, что даже не замечали комиссары, присланные из Москвы по распоряжению товарища Троцкого?

Северный фронт готовился к решительным боям с интервентами. Капитану Сергею Самойло предстояло вести трудный разговор с командующим фронта.

К этому разговору готовил его командующий Белой армии генерал-лейтенант Миллер, в прошлом сослуживец и в некотором роде приятель, у которого были общие учителя и наставники в Императорской академии Генерального штаба.

16

Сергей находился в Котласе уже четыре дня. Отец был завален мобилизационной работой. Он даже ночевал в своем кабинете – отводил два часа и то с перерывами – на сон.

А что касается сына…

– Отдыхай, присматривайся. Как рана? Сильно беспокоит?

– Терпимо… Маленько саднит. Может, на погоду.

– Смотри, чтоб рана не открылась. Со мной такое было. Загляни в госпиталь. Там врачи опытные. Я предупрежу.

Он заглянул, и чуть было себя не выдал. Выручило солдатское обмундирование. В перевязочной наткнулся на человека, который весной плыл вместе с ним на «Олимпии». На нем была форма русского офицера инженерных войск, но не военного врача.

Так и не показав свое ранение, Сергей вернулся на квартиру. Нужно было дождаться отца и спросить, как давно этот человек работает в госпитале военным врачом?