Русский капкан

Война тормозила торговлю, но грабить Россию не мешала, наоборот, помогала всячески. Это понимали русские люди, болевшие за Отечество. Многие из них интуитивно чувствовали, что надо войну заканчивать, заявить иностранным грабителям: прекращайте нас грабить! Мы тоже люди. А люди терпят до поры до времени, потом взрываются, а когда взорвутся, не жди пощады. Добрый человек на зло отвечает ненавистью.

На митингах об этом уже говорили открыто. В рабочих поселках с остановленными лесопильными заводами, с пустыми магазинными прилавками, с не отоваренными карточками на хлеб. Уже нередко совпадали стремления русских рабочих и русских предпринимателей.

Бросалось в глаза засилье иностранцев. Об этом тоже говорили, но с оглядкой.

Подала свой голос и русская армия. Никто уже не отрицал, что весомое только то слово, которое подкреплено силой. Но его до поры до времени не слышно, потому что оно живет в повседневной будничной работе.

– Георгий Насонов – надежный товарищ, – сказал Сергей Самойло отцу-генералу. – Если для тебя будет срочная ценная информация, а я лично не смогу передать, за меня это сделает Жора. Его полк дислоцируется в Обозерской. Отсюда ему проще переходить линию фронта. Только надо определиться с паролем.

Генерал предложил пароль, проще которого не придумаешь: перебитый надвое плоский камушек с Ваймуги, при ударе по нему сталью дает обильную искру. На фронте это огниво заменяет спички. Половину камушка генерал оставил у себя, другую половину передал Сергею.

– Меня найти ему будет просто.

Этим паролем Георгий пользовался несколько раз. При обыске, завернутый в трут, камень не вызывал подозрений. Вся информация находилась в голове. Так его учили и на курсах в Филадельфии. Какую-то информацию он приносил и двойнику Миллера, вся она была согласована с Александром Александровичем. Раскрывать Насонова перед работниками штаба завесы он остерегался. Ведь у Миллера были и другие агенты, которые добросовестно работали на белых. Данные Насонова перепроверяли. Все должно было сходиться один к одному.

Да и сам генерал Самойло был под наблюдением с двух сторон: агенты Миллера, принятые на воинскую служу как военспецы, к нему присматривались, считай, с февраля 1918 года, то есть с первого дня службы в Красной армии. Интерес к нему усилился, когда ему нанес визит капитан Самойло. Никто их разговора не слышал. Приемный сын передал ему на словах предложение своего непосредственного начальника в стане Белой армии: тайно работать на Белую армию и на союзников-американцев. Президент Вудро Вильсон пообещал ежемесячно выплачивать русским генералам, поступивших на службу в Красную армию, денежное довольствие по чину генерал-майора армии США при условии, что они работают на Соединенные Штаты.

Генерал Самойло не возмутился и не удивился. С подобным предложением через своих агентов к нему уже обращался адмирал Колчак.

– А как бы ты поступил на моем месте? – спросил он Сергея и пристально взглянул ему в глаза.

Капитан Самойло не ожидал такого вопроса. Он предполагал, что генерал в числе самых первых добровольцев Красной армии с негодованием отвергнет предложение своего бывшего товарища, учившихся в стенах одной академии, готовивших убежденных офицеров-монархистов.

Но генерал не ответил, а спросил. Надо было говорить свое веское слово. Крепкая армия, как известно, пустословия не терпит. Она может отмолчаться. Да! Это время на раздумья, когда принимаются решения, что могут повлиять на судьбу Отечества.

– Не знаю, – ответил тогда Сергей. – Раньше не задумывался. А вот меня твой товарищ окунул в болото. Я ему поверил. Он спасает империю. Но империи, они, оказывается, разные по содержанию. И наша Российская империя нуждается в смене содержания. А какое оно будет – будущее покажет… Так что, батя, не знаю…

– А я знаю, – решительно произнес генерал, как перед боем отдают приказ на открытие огня.

И процитировал стихи, по всей вероятности, собственного сочинения:

Быть верным нашим помыслам высоким,
И верить совести, как высшему суду.
А коль случится, то в бою жестоком
С Россией вместе разделить судьбу.

24

Елизар Захарович догадывался, что друг его дочери, прапорщик Георгий Насонов, человек загадочный, но не опасный. При нем можно откровенничать, он не побежит в белогвардейскую контрразведку, не донесет на родителей своей невесты.

Их уверенность подтверждалась рядом случаев, когда прапорщик, испытавший тяготы фронта, нелицеприятно высказывался о царской семье, приютившей проходимца Распутина. Он уже был навеселе (в семье Косовицыных отмечали день рождения Фроси), разговор зашел, как тогда было принято писать, о текущем моменте, о разрухе, о глупостях императора, которого охмуривал безграмотный мужик из тобольской глубинки, в порыве гнева восклицал: «Кончаются Романовы – начинается Россия». Будущего зятя урезонивала Фросина мать – Людмила Васильевна: