Русский клуб. Почему не победят евреи (сборник)

Наконец, есть и одно весьма дальновидное предупреждение нынешнему поколению российских евреев, которое наверняка заслуживает заинтересованного внимания с разных сторон. Вот чем встревожен, и, кажется, искренне, Топоров: «Евреи (и те, кто ощущает себя таковыми, и те, кто всего лишь рассматривает себя и своих близких как неизбежные жертвы грядущих утеснений и репрессий) сделали в массе своей капиталистический, «демократический», проельцинский выбор (имеется в виду Ельцин образца 1992–1994 гг.), волей-неволей – а точнее, с великим энтузиазмом! – взяв на себя тем самым часть ответственности за общегосударственные и социально-экономические метаморфозы самого пагубного свойства. Огромную часть ответственности. И в очередной раз проявили национальную беспечность – хотя бы потому, что эту ответственность рано или поздно возложат только на них». Ну, «только» – это, конечно, сильное преувеличение, на которые очень горазд автор, однако над предупреждением его кое-кому следовало бы задуматься.

Итак, перед нами еще один случай, так сказать, еврейской самокритики. Да, сегодня в разваленной стране евреи оседлали Кремль, финансы, все центральное телевидение и большую часть прессы. Вроде бы некоторый переборчик получается. Помню, как земляк и соплеменник Топорова покойный литератор Александр Дымшиц любил в подобных случаях шутить: «Нельзя переполнять корабль, он может потонуть!»

Вот в 1998 году попытался выступить с подобной «самокритикой» российско-американский литератор Эдуард Тополь. А через пару месяцев пожаловался: «На Еврейском конгрессе в Москве меня предали анафеме за то, что я первый заговорил об угрозе погромов. Но это все равно что обвинять метеосводку в том, что завтра в Москве пойдет снег» («Литературная газета», 23 декабря 1998 г.).

Итак, Тополя его собратья дружно и сурово одернули. Любопытно, что ждет в этой связи Виктора Топорова?

…Эти строки были уже подготовлены к печати, когда появился положительный отзыв о книге Топорова, написанный известным литератором, который уравнивает его со средневековыми еврейскими философами Спинозой и Акостой. Рецензент очень смел в историческом размахе, но вряд ли прав. Нам кажется, что Топоров действительно немного похож на Акосту. Только на другого. При Петре Великом был привезен португальский еврей с таким именем и долго развлекал императора своими солеными и веселыми остротами. При петербургском дворе по штатному расписанию он был шутом.

Уроки Бен-Гуриона

Начнем издалека. Лет сорок тому назад довелось побывать мне в Пирее – огромном морском порту близ Афин. Был я молод и любознателен, заграничные морские вояжи в ту пору – явление редчайшее, вот и смотрел я во все глаза. Вижу, рядом стоит большой теплоход, на мачте – израильский флаг, а на трубе как герб – голубой моген-довид. И поразила меня тогда простейшая мысль: судно еврейское, значит, команда должна быть еврейской; представить себе еврея-капитана я мог, штурмана тоже, боцмана – уже с трудом, но еврея-кочегара?!

Для русского человека так было и есть, что ж делать, не попадались нам евреи в образе кочегара, шахтера, тем паче – пастуха или тракториста. Но вот прочтем следующие отрывки из дневника молодого человека, недавнего белоручки, выросшего в семье сугубо городского торговца: «Держась за рукоять, с острой палкой в руке я шагаю за плугом и смотрю, как переворачиваются и раскалываются комья черной земли, а быки медленным и размеренным шагом важных персон все идут и идут вперед». Не станем придираться к явно неудачным словам «переворачиваются» или тем паче «раскалываются», явно плохой перевод, но искреннее чувство тут очевидно.

Кто же этот новоиспеченный и восторженный землепашец? А сам «основатель Израиля» Давид Бен-Гурион, чья биография издана в России. Уроженец местечка под Варшавой, он рос в типичной еврейской среде. Но вот что характерно; затхлая, перегруженная великим множеством запретов кагальная жизнь никак не привлекала его горячую натуру. Занятия окружающей его еврейской среды, мелочная торговля, маклерство и прочее никак его не удовлетворяли. Оказавшись в Варшаве, он обнаружил: «Я услышал речь, которая просто ужаснула меня. Торговля женщинами находилась в руках исключительно евреев». (Говорят, что в нынешних Варшаве, Риге, Петербурге, Москве примерно такая же картина.)

Нет, не хотел юный Давид становиться ни лавочником, ни торговцем живым товаром, ни менялой, к чему привыкли его соплеменники. Он хотел, чтобы его народ был «как все». Вот почему стал одним из первых сионистов-идеалистов, которые видели в Палестине будущего общество евреев-тружеников, а не гешефтмахеров-паразитов. И он с кучкой таких же романтиков перебирается в пустынные палестинские земли, населенные нищими бедуинами. Жизнь выпала поначалу тяжкая, но он с наивным и неподдельным восторгом записывает: «Здесь я нашел ту самую землю Израилеву, о которой мечтал долгие-долгие годы. Ни лавочника, ни управляющих, ни бездельников, живущих чужим трудом. Все жители поселка работают сами и живут плодами труда своего».