Такие особенности, как огромные размеры страны, а также распыленное и этнически неоднородное население, вызывали у российских правителей чувство постоянного беспокойства о стабильности и, более того, о самом выживании их империи. Страх был основной причиной того, что цари решительно отказывались уступить хотя бы часть своей абсолютной власти, пока развернувшаяся по всей стране революция 1905–1906 годов не заставила это сделать. Они были убеждены — и не без основания, как покажут события 1917–1920 годов, — что при отсутствии сильной централизованной власти, действующей во имя сохранения целостности страны, независимо от конкретных требований разрозненного населения, страна сразу распадется. Это соображение удерживало от предоставления стране конституции даже такого относительно либерального царя, как Александр II. В ответ на призыв председателя губернского дворянского собрания завершить реформы предоставлением стране конституции Александр сказал: «Я даю тебе слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую-угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски»[14]
.Такова была политическая реальность. Она питалась поддержкой множества консервативных теорий, которые господствовали в русском политическом мышлении с XVI по XX век и, в некотором отношении, продолжают существовать до сегодняшнего дня.
В XVI и XVII веках, во время Бодена, Гоббса и Локка, русские все еще не имели никакой светской политической теории и никакого представления о понятиях естественного права или общественного договора. Государственные дела не считались подобающим предметом для общественных дискуссий, а в тех редких случаях, когда это все-таки происходило, обсуждение велось в религиозных рамках: цари рассматривались как наместники Бога, по сути, находящиеся вне человеческого суда, держащие ответ только перед Богом.
Светская политическая доктрина впервые пришла в Россию с Запада в годы правления Петра I и в течение последующих двух столетий привела к развитию целого ряда консервативных теорий, которые этически обосновывали самодержавие. Его защитники, в общем, не настаивали на том, что самодержавие — лучшая форма правления для любого общества; некоторые из них признавали, что в теории лучше республиканские институты. Аргументируя свою позицию, они подчеркивали особый характер российской территории и российского народа, требовавший, по их мнению, неограниченной монархии. Основной аргумент в пользу самодержавия заключался в том, что Россия является слишком большой империей, а ее население слишком малообразовано и слишком разобщено, чтобы развиваться в условиях какой-либо другой формы правления. Этот тезис, в числе других, проводился Татищевым, Екатериной Великой, Сергеем Витте и в значительной степени был общим местом.
Как мы отмечали, были и другие аргументы в защиту самодержавия:
1. Говорилось, что самодержавие — столь же хорошая форма правления, как и любая другая, потому что важны не политические институты, а просвещение и достоинство граждан (Новиков и, до некоторой степени, Карамзин).
2. Что бы там ни было, это исконно русская форма правления; любые манипуляции с ней приведут к катастрофе (Карамзин).
3. Только самодержавие могло вести Россию к просвещению (Крижанич, Татищев, Пушкин).
4. Только царь мог освободить крепостных (Пушкин).
5. Русские люди по своей природе аполитичны и согласны оставить дела государства под контролем своего монарха (славянофилы).
6. Учитывая невежество и аполитичность населения, представительное правление в России превратится не в демократию, а во власть аристократов (Кавелин, Самарин).
7. Только самодержавие могло «подморозить» Россию и таким образом спасти ее от погружения в трясину «буржуазного» мещанства (Леонтьев).
8. Самодержавие необходимо, чтобы спасти Россию от утопического «нигилизма» (Победоносцев).
9. Самодержавие выше демократии, потому что поднялось над эгоистическими классовыми интересами (Шипов).