Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II

И Потапов, и Сиверс придавали особое значение этой комбинации, видя в ней, кажется, образец дипломатии в конфессиональной политике, искусный компромисс между имперскими интересами и требованиями католического канона. Самодовольно-напыщенный тон отчета Сиверса в МВД высмеивал А.М. Гезен в письме М.Н. Каткову: «Забавно читать, с какою важностью и сериозностию он описывает, как они вызвали в Вильну Минского епископа, в котором часу его приняли, как устроили, чтобы он не мог предварительно видеться с администратором Виленской епархии; словом, как будто шли переговоры о сдаче какой-нибудь важной крепости!»[1816] Минская кафедра, конечно, крепостью не была, но и ее «сдача» не прошла так гладко, как намечалось. Вопреки прогнозам летнее время не помешало активной части паствы Войткевича отреагировать на произвол властей. Вскоре после прибытия епископа в Вильну Потапов получил телеграмму от минского губернатора, сообщавшую, что «на случай возвращения в Минск епископа Войткевича готовятся там демонстрации и сбор крестьян». Войткевичу было настоятельно, если не угрожающе, рекомендовано, «в собственном его интересе», отложить поездку в Минск для устройства домашних дел – до того времени, когда «духовенство и римско-католическое население Минской губернии свыкнутся с новым порядком вещей под новым управлением»[1817]. Неопределенное положение епископа, весьма похожее на домашний арест, продлилось недолго: в декабре 1869 года он скончался. Власти дали добро на устройство торжественных похорон; в знак особого расположения к покойному разрешили пригласить для этого из Ковно епископа-суффрагана Бересневича и пройти погребальной процессией с музыкой и песнопениями от кафедрального собора до кладбища[1818]. Не успев при жизни посвященнодействовать в своем новом качестве епископа в чужой епархии, Войткевич посмертно на короткий миг вернул массовый католический церемониал на улицы Вильны.

Смерть Войткевича могла послужить одним из факторов, обусловивших изъятие в конце 1870 года Минской губернии из состава Виленского генерал-губернаторства. Идею о разукрупнении генерал-губернаторства Потапов высказал еще в бытность помощником генерал-губернатора в 1865 году – тогда речь шла о переводе на общий с внутренними губерниями режим управления только Могилевской и Витебской губерний. Весной 1869-го, когда было принято окончательное решение об упразднении Минской епархии, подготовка к отделению Могилевской губернии шла полным ходом (Потапов со специфическим жандармским юмором называл этот отходящий из-под его юрисдикции восточный угол Сибирью и торопился перевести туда неприятных ему чиновников[1819]). Главная цель разукрупнения состояла в том, чтобы устранить ассоциацию административных границ Северо-Западного края с восточными землями бывшей Речи Посполитой и ослабить тяготение польскоязычного населения Могилевской и Витебской губерний к Вильне как – одновременно – «столице» генерал-губернаторства и историческому центру польскости. По словам бывшего могилевского губернатора А.П. Беклемишева в меморандуме 1869 года, надлежало показать «всему населению, что признание Белоруссии чисто русскою областью есть факт бесповоротный»[1820]. А вот относительно Минской губернии, как кажется, тогда такого плана еще не разрабатывалось. В июне 1869 года, высказываясь за скорейшую отмену минской кафедры и перевод Войткевича в Вильну, Потапов подчеркивал, что это облегчит генерал-губернаторской администрации контроль над католиками в Минской губернии, где так важно предотвратить отпадение новообращенных православных обратно в католицизм: «…сосредоточенное в Вильне римско-католическое епархиальное управление постоянно будет находиться под ближайшим и неослабным наблюдением Главного начальника края»[1821]. (А.П. Безак, предлагая в 1866 году переместить Луцко-Житомирскую кафедру в Киев, руководствовался той же логикой – с тем отличием, что Киев восточнее Житомира, а Вильна западнее Минска.) Смерть же Войткевича, при отсутствии в крае хотя бы еще одного епископа, вызывавшего доверие властей, повела к дистанцированию католиков Минской губернии от епархиального, а тем самым и генерал-губернаторского управления в Вильне. Администратор Виленской епархии Жилинский (и без того отправлявший свою должность без санкции папы) не мог действовать уверенно на территории, присоединенной к Вильне неканоническим порядком, а надежда на возглавление объединенной епархии новым епископом, одинаково устраивающим и Римскую курию, и Петербург, была эфемерна. Возможно, отчасти поэтому к концу 1870 года Потапов утратил интерес к удержанию Минской губернии под своим управлением. И именно в этих институциональных условиях Минщина стала в 1870 году полем эксперимента по введению русского языка в дополнительное католическое богослужение.

Введение русского языка: принцип добровольности и процедурные ограничения