Читаем Русский лабиринт (сборник) полностью

– Не об этом сейчас, – махнул рукой Андрей, – в общем, поехал я туда, а у меня спина болит, в спортзале надорвал малость. Да так прихватывает, зараза, что мне в свой джипарь без чужой помощи и забраться трудно. Ну, поднимаюсь на второй этаж, в регистратуру, отстоял очередь и говорю бабе в окошке – мне, мол, справка нужна, что я у вас ни на каком учете не состою и не состоял. Она, понятное дело, взяла паспорт, сверила по картотеке и дает мне какой-то листок, ну, форму какую-то для заполнения и квитанцию на оплату – рублей двести. Говорит, Сбербанк недалеко, за углом, придете с оплаченной квитанцией. Я, хватаясь за поясницу каждые пять шагов, доперся-таки до Сбербанка, отстоял еще одну очередь, оплатил и приковылял обратно. В этой регистратуре снова очередь, да из психов реальных каких-то, смотрят исподлобья, в глазах блеск нездоровый. В общем, доказал я, что стоял тут недавно, и протягиваю этой грымзе в окошко квитанцию. Она дает мне что-то на подпись, тут, где галочка, теперь тут, теперь с обратной стороны, ставит какой-то штемпель, в котором я тоже расписался, а там, кстати, форма такая, что я, мол, не отказываюсь от психиатрического обследования. Ну что нормальный человек подумает – подписываешь для проформы, чтобы не было повода придраться, раз здоров, значит, не против. А это, между прочим, уже карточка моя – завели, как в обычной поликлинике. Ну, я расписался, где сказали, она и говорит – вам в двести пятый кабинет. Я – зачем это? Мне справка нужна, я ведь не состоял у вас на учете и вообще никогда не обращался, в картотеке же нет ничего – вот и дайте мне справку об этом. Грымза ни в какую – не выдам, пока не сходите к врачу в двести пятую. Я ей снова – мне не обследование нужно, а справка. Она обратно – без собеседования с врачом никаких справок не выдаём. И психи из очереди уже бурчать начинают, что задерживаю. Хотя куда им торопиться, по глазам видать – всю жизнь здесь лечатся. Но делать нечего, взял я свою карту и пошел в двести пятую. Открываю дверь – там сидит… такая… не грымза даже, а оборотень в белом халате… лет пятидесяти. Глаза водянистые, щека левая подрагивает, волосы зализаны. Кивает мне на стул и таким… голосом следователя говорит – присаживайтесь, сейчас начнем. Я остаюсь стоять, хотя спина давно покоя просит, и отвечаю: я ни на какое не на собеседование, я за справкой. Ну и дальше все то же самое – охотничий билет просрочен, нужна всего лишь бумажка и прочее тыры-пыры. Она на меня уставилась и так с холодком говорит, у меня до обеда всего пятнадцать минут, сами себя лишний час ждать заставите. А мне что с больной спиной-то лишний час торчать? Ну, я подошел, сел на стул, даю свою карту, снова за справку говорю. Врачиха как не слышит, заполнила что-то в моей карточке, потом вынула из ящика стола какую-то папку, открыла и, как Вышинский приговор, зачитала мне какие-то выдержки из закона о психиатрии… кажись, еще девяносто второго года. Поняли, спрашивает? Зло так спрашивает, у самой щека еще больше дергается. Я ей – что я должен понять? Она говорит, что «должен» – как раз ключевое слово, потому что каждый гражданин, оказывается, должен проходить обследование у психиатра. И дальше вынимает какие-то листки, тесты наверняка, и готовится уже прямо начать это самое обследование. Я говорю – одну минуточку! Это что же получается, Вы тут одна сейчас будете принимать решение о моей дееспособности? Мне не обследование, мне справка нужна как раз по поводу того, что я никаких обследований у вас никогда не проходил. Я же вижу, она меня ненавидит уже, что я самостоятельность проявляю. Они там к власти-то привыкли, а вы меня, мужики, знаете, у меня характер свободолюбивый. Врачиха говорит дальше такое, что я и про спину забыл. Говорит: то, что вы у нас на учете не стоите, не ваша заслуга, а моя недоработка. Я ей в тон – ага, то есть здоровых нет, есть необследованные? Эта комиссарша в халате задергала щекой опять и чуть не шипит. Если, мол, мой вывод о вашем психическом здоровье вам не понравится, вы можете обратиться в комиссию при нашем диспансере. А в комиссии уже три врача, включая главного. Другими словами – можете жаловаться. Я ей говорю – я за справкой, понимаете, мне ни на какие комиссии ходить не резон. Какие, к чертям собачьим, комиссии? Ну, это я уже про себя, не вслух, конечно. Но вижу, она реально ко мне уже что-то личное испытывает. Причем нехорошее личное. В минимальном случае – неприязнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное