Тучкова-Огарева вспоминала, что вскоре после появления Михаила Александровича в британской столице недоброе предчувствие Герцена стало оправдываться: «С приездом Бакунина «польская струнка» живей забилась в Вольной русской типографии, — писала Тучкова-Огарева. — Сначала Бакунин беспрепятственно помещал в «Колоколе» свои статьи по польскому вопросу. Но вскоре Герцен заметил вышесказанное направление, и предложил ему печатать свои статьи отдельными брошюрами или публиковать в изданиях, называемых «Голоса из России». Взгляды Бакунина и Герцена на польский вопрос расходились, и Александр Иванович не желал отражать на страницах «Колокола» те материалы, с которыми внутренне не был вполне согласен. Главное несчастие заключалось в том, что взгляды Огарева и Бакунина были как-то ближе, и последний возымел большое влияние на первого. А Герцен всегда уступал Огареву, даже когда сознавал, что Огарев ошибается…»
В начале 60-х годов наведался в Лондон Николай Николаевич Обручев, в будущем — видный военный деятель и писатель. В то время молодой человек, тридцати с небольшим лет, Обручев был уже известен в военных кругах России. После окончания Императорской военной академии он занялся преподавательской работой, писал научные труды. Его глубокие и обширные знания были отмечены военным министром Д.А. Милютиным, и Николая Николаевича назначили управляющим делами военно-учебного комитета Главного штаба. Современники высоко ценили его заслуги в реорганизации вооруженных сил Российской империи и в разработке тактических и стратегических задач.
Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов Обручев находился в распоряжении великого князя Михаила Николаевича в качестве советника. При императоре Александре III Николай Николаевич стал начальником Главного штаба вооруженных сил России.
Широкую известность получили работы Обручева: «Опыт истории военной литературы России», «Сеть русских железных дорог. Участие в ней земства и войска», «Обзор рукописных и печатных памятников, относящихся до истории военного искусства в России по 1725 год» и ряд других исследований, связанных с военной тематикой. Во время своего пребывания в Лондоне он помогал Огареву в написании брошюры «Что нужно народу», предоставляя Николаю Платоновичу необходимые сведения и давая пояснения о жизни русского народа.
Находясь в Лондоне, Обручев часто бывал в доме Герцена. Тучкова-Огарева вспоминала о Николае Николаевиче: «Он мало говорил; казалось, всматривался в деятельность издателей «Колокола»… Наружности он был довольно симпатичной, среднего роста, широк в плечах, носил огромные усы, напоминавшие наружность покойного короля Италии Виктора-Эммануила. Обручев прожил довольно долго в Лондоне и в то время относился очень сочувственно к Герцену и Огареву».
За два дня до восстания декабристов в 1825 году в Зимний дворец в Петербурге к Николаю I явился молодой человек и предупредил государя о готовящемся заговоре гвардейских офицеров. Этим человеком, предавшим товарищей, был двадцатидвухлетний стихотворец, член тайного Северного общества Яков Иванович Ростовцев. Император Николай объявил Ростовцева героем, верным долгу и чести. А революционно настроенные слои российского общества, сочувствующие декабристам, начали в прессе кампанию против Якова Ивановича. Герцен одним из первых ополчился на него на страницах журналов «Полярная звезда» и «Колокол».
При Александре II Ростовцев занял высокий пост генерал-инспектора в России. Очевидно, пытаясь искупить свою вину перед товарищами, Яков Иванович стал ярым поборником проведения крестьянской реформы в стране, лично редактировал текст государева «Манифеста». Ростовцев сыграл важную роль в освобождении русского крестьянства.
Отмечая его заслуги в проведении реформы, Иван Сергеевич Тургенев попытался погасить его травлю в прессе. Он писал Герцену: «Ростовцева прекрати бить, прекрати подрывать его престиж в глазах общества, но ему нужна общественная поддержка, а ты его лишаешь ее». Герцен прислушался к Тургеневу и остановил атаку на Ростовцева.
Сам Яков Иванович не дожил до освобождения крестьян одного года, и, похоже, до самой смерти его мучила совесть за грехи молодости. При жизни он просил прощения у декабристов, а извиниться перед Герценом завещал своим детям. Тучкова-Огарева писала: «… явились в Лондон сыновья Ростовцева. Старший первый приехал к Герцену. Он был брюнет, высокого роста, очень симпатичной наружности. Он сказал Герцену, что приехал к нему по поручению отца, который, умирая, завещал своим сыновьям съездить в Лондон и сказать Герцену, что он сознает себя виновным в прошлом, и, желая смыть это пятно, трудился день и ночь над проектом освобождения крестьян и надеется, что Герцен тоже отпустит этот грех молодости ввиду его сердечного раскаяния. Герцен был глубоко тронут этим поступком; он это высказал сыну покойного и тепло пожал ему руку». Похоже, простил?..