Русский медведь. Цесаревич

— Я пока ходил по селу и его окрестностями с Ромодановским, смог наблюдать возвращающуюся роту из маршевого упражнения и могу тебе сказать, что Питер сделал очень многое для подготовки своих солдаты к быстрым и долгим переходам. Тут и обувь, и одежда и прочее снаряжение. Все выглядит не очень красиво, однако, солдатам нравится. Кроме того в маршевое упражнение с ротой выдвигается походная кухня, что прямо на колесах готовит еду, дабы на привале солдаты этим не утруждались, а также малый обоз с парой крытых фургонов. Расспросил солдат и подивился тому, как Питер о них заботится. Только представь. Все, вообще все нижние чины при дельных сапогах, кои и мне носить не зазорно. У каждого есть прибор из латуни, представляющий собой котелок с крышкой и ложка, и небольшой складной ножик. Кроме того, при каждом нижнем чине есть небольшая фляга для воды, тоже из латуни. А также много чего другого. Но главное — на каждый ремешок, на каждую вещицу, что в форму входит у солдата есть объяснение. И все на удивление лишь для пользы и дела. Я вообще ни одного голого украшательства найти не смог. Разве что герб на каске, но и то — роль имеет.

— Хм… — многозначительно хмыкнул Гордон. — Очень интересно.

— Но ладно солдаты, коих, к слову, уже две полные роты, а с иными службами так и вообще — три. Главный интерес представляют иные дела. Про весьма любопытную сельскую мануфактуру ты знаешь, как и про завершение строительства в прошлом году ткацкой вопреки всем проблемам. А вот про введенные Питером способы связи — нет. Однако же поставил он в Преображенском и Семеновском по вышке и перемигивается они с помощью фонарей между собой. Днем и ночью. Никто не знает, как это толком работает, но раз юный царь столь внимания этому уделяет, то все стараются делать исправно.

— Просто сигнальная служба, — пожал плечами Гордон. — Что дымом, что лампами — нет никакой разницы. Питер, вероятно, слишком близко к сердцу принял поджог его мануфактуры. Вот и пытается каким‑то образом придумать способ подачи сигнала опасности.

— Так‑то оно так, — кивнул Лефорт. — И такие мнения ходят по слободе весьма уверенно. Однако теми же голубями проще подобное решить.

— Да кто его знает? Может просто захотелось. Как‑никак отрок еще, хоть и необычайно толковый. Ты с этими солдатами из взвода связи беседовал?

— Пробовал расспрашивать несколько раз. Но мне каждый отвечали, что не положено о таких вещах говорить, и коли я не отстану, то донесут, а дальше — генерал не генерал, а перед Питером ответ нужно будет держать, ибо лично им наказ давал. Деньги я посулить им не решился.

— Зря.

— Может быть и зря, да только повторить судьбу Брауна я не хочу.

— Все еще трясешься?

— Просто сделал для себя правильный вывод. Питер не спустит обиды.

— Ладно. Что еще тут такого произошло? Или тебя так проняла его забота о солдатах и странные башни?

— Хм. Ты прав. Не только. Питер стал строить дорогу к Плещееву озеру через Троицкий монастырь, да не простую, а отсыпанную мелким утрамбованным камнем. Для чего соорудил большую бочку, обитую железом. Заполнил ее водой. И таскает упряжкой по дороге, елозя ей по рыхлой отсыпке несколько раз кряду. Под ее весом мелкий камень весьма крепко утаптывается, отчего потом и пешему, и конному, и на подводе вполне вольготно ехать. Даже после дождя. Кроме того — мосты ставит толком.

— Неужели каменные?

— Да, — кивнул Лефорт, — как в Венеции.

— И далеко уже проложили эту дорогу?

— Да почитай до монастыря, о чем особенно радовался патриарх, пожертвовавший на нужды этой потехи пятьсот рублей из своего кармана. Не сразу конечно, а как его пригласили первый километр освятить, да благословить это богоугодное дело.

— Километр? Что сие?

— Мера длины, введенная Питером, очень близкая к версте, так что можешь считать их равными.

— Так зачем он ее ввел, если практически один в один?

— Он ввел… эм… — задумался на несколько секунд Лефорт, — единую и взаимосвязанную систему мер и весов. А то, что километр практически совпал с верстой, то чистая случайность.

— Чудеса… — покачал головой Гордон. — Не отрок, а кипучий муж с немалым образованием. А про него сказывают, что даже толком читать да писать не обучился.

— Врут! И пишет отменно, и читает. Даже сам среди своих офицеров нередко занятия введет. Поговаривают, что в естественных науках не уступит лучшим европейским умам. Сам с ним пару раз общался — очень хорошо образован. Много лучше Софьи.

— Что?! — Искренне удивился Гордон.

— Да ты сходи к Монсам, побеседуй с Иоганном. Он‑то с Питером часто видится и дела ведет. К каждой встрече готовится тщательно, все пересчитывает да выверяет, ибо юный царь к деньгам относится не как положено благородной персоне, а с особым вниманием и тщательностью. И не спускает, если его даже на копейку единую пытаются обмануть.

— И как же наказывает в случае обмана?

— Штрафами. Монс пару раз попался, так после решил не рисковать — за управляющими лично проверяет.

— А что же дела с Питером ведет, коли тот такой строгий и щепетильный?