Русский Монте-Кристо

– Если вам станет неинтересно меня слушать, можете мне об этом сказать прямо или просто под каким-то предлогом уйти и больше сюда не возвращаться. Я не обижусь и мстить вам не буду. Мне и так уже пришлось отомстить многим. Договорились?

– Я надеюсь вас выслушать до конца. – Ответил я нетерпеливо. – Может в вашей жизни больше от Монте-Кристо, чем от мафиози? Поэтому, не давайте сами себе убийственных оценок. Их сделают другие. Я вас слушаю, русский Монте-Кристо!

Он благодарно, впервые за все время нашего разговора, улыбнулся в ответ на мои слова и, произнес размышляя:

– С чего начать? Прожито, вроде, немало – пережито, намного, больше. С чего же начать? Давайте я начну с самого начала, с того времени, как я появился на свет и как я, выражаясь казенным языком, дошел до такой жизни. – Он грустно улыбнулся, отдаваясь волне нелегких воспоминаний. – Можно начинать? – Спросил он, почему-то, разрешения, видимо, до сих пор неуверенный, что поступает правильно, доверяя мне историю своей жизни.

– Конечно же, русский Монте-Кристо. – Ободряюще ответил я. – Жизнь – это свет и тьма. Не каждому суждено распознать человека. И не каждый человек позволяет заглянуть другому в потемки своей души. Вперед, русский Монте-Кристо!

Часть 1

1

Я родился через пять лет после войны. Родители мои были учителями – папа преподавал историю, мама – русский язык и литературу. Сказать, что я был поздним ребенком – нельзя, хотя моим родителям, в момент появления меня на свет, было ближе к сорока годам, чем к тридцати. Но у меня есть сестра Наташа, которая родилась перед войной и старше меня на десять лет – вот такая разница в годах между нами. Позже, я узнал от нее, что отец, вернувшись с фронта, очень хотел иметь мальчика. Видимо, такова потребность фронтовиков – доказать смерти, что мужчины никогда не переведутся на земле, несмотря на безумства правителей всех мастей и марок. Возможно, рождением сыновей фронтовики хотят возместить долг женщинам, которые остались вдовами или вообще незамужними из-за нехватки мужчин, погибших на войне из-за чьих-то безразмерных амбиций. Как можете убедиться я, по своим взглядам, пацифист. Так вот, не так давно сестра мне рассказала, что две послевоенных беременности у матери закончились неудачно и третья была последним шансом для семьи – быть новому мужчине в нашей семье или не быть. Если бы я и в этот раз не появился на свет, то мои родители прекратили бы попытки заиметь сына. Такую информацию о сложностях появления меня на свет, я получил от своей старшей сестры и, повторюсь, совсем недавно.

Но я появился на свет и, конечно же, это была огромнейшая радость для моих прекрасных родителей – они во мне души не чаяли. Собственно говоря, как и я в них. Я рос здоровым ребенком. Как положено, переболел всеми детскими болезнями, но без серьезных для себя последствий. Рос послушным ребенком и приносил своим родителям совсем немного огорчений, в отличие, от других мальчишек во дворе. Детский садик я не посещал. До школы рядом со мной всегда были мама и сестра. Папа, к этому времени, стал директором школы, зарплаты хватало и мама вела немного уроков, тем более после моего рождения, у нее начало побаливать сердце. А когда мама и папа были одновременно оба на работе, со мной находилась сестра Наташа, моя, как бы вторая мама. Всегда их могли подменить дедушка и бабушка по отцовской линии. Бабушка и дедушка по матери погибли в оккупации. Но родители отца умерли один за другим, когда я еще был маленьким. Так что воспоминания о них, у меня остались самые скудные.

Вот так я рос в детстве. Повторюсь, был послушным, домашним ребенком. Плохих поступков, как вспоминают обо мне другие, в детстве почти не совершал, не считая детских шалостей. А какой ребенок без них вырастает? Но у меня было одно, я считаю, отрицательное качество, – чрезмерное упрямство. Если я был убежден, что-то надо делать именно так, а не иначе – меня было трудно переубедить. Но это в тех случаях, когда что-то касалось лично меня, а в основном, мне всегда можно было доказать, что такое хорошо, а что такое – плохо. Как я понимаю, в моем характере весьма много присутствует индивидуалистического. Мои родители воспитывали меня всегда словесно, приводили много примеров из жизни каких-то юных героев, исторические и литературные примеры и убеждали меня, что в этом я, не прав. Ни разу в жизни меня не хлопнули по попке за упрямство или шалости – все-таки педагоги. Зато, став взрослым, я получил всякого рода наказаний сполна, с лихвой компенсирующих мое, без всяких натяжек, счастливое детство. Когда я был сильно разобижен на родителей, то надув губы, уходил в комнату своей сестры – ложился к ней в постель и она окончательно переубеждала меня в моей неправоте. Эта привычка искать утешения у сестры, в случае обиды, сохранилась у меня на всю жизнь. Но сейчас я не могу ей всего доверять, учитывая специфику своей деятельности, хотя она до сих пор считает нужным меня в чем-то наставлять. К сожалению, мы с ней встречаемся сейчас, достаточно, редко.