Русский морок

— Все в рабочем порядке. Завтра прибудет полковник, и мы у вас в кабинете проработаем детали. Мне бы не хотелось сейчас обсуждать без главного исполнителя. Мы — это мы, а исполнитель на передней линии, и ему будет нелегко. Завтра, все завтра! — И крепко пожал руку Ивану Дмитриевичу.

Сербин вернулся к себе и прошел сразу же к Рябову, тот всполошился, увидев лицо Ивана Дмитриевича.

— И это что, все! Совещание закончено! — пробормотал Иван Дмитриевич, сидя в кабинете у Рябова. — Это как же, етить твою мать, он просто сбросил на нас все! И мое факсимиле не забыл прихватить!

Сербин хотел было добавить про полковника из Франции, но ступорно остановился, вспомнив о подписке неразглашения.

— Ты что, Иван Дмитриевич? — внимательно посмотрел на него Рябов, заметив эту внезапную остановку своего подчиненного.

— Я не шпион, я диспетчер Центрального комитета по оборонной промышленности, хоть и доктор физико-математических наук, гори оно все синим пламенем! — начал размазывать свою остановку в повествовании Иван Дмитриевич. — Чувствую себя брошенным на прорыв, крайним для падения на амбразуру. Нам как-то не так все это нужно сорганизовать?

— Ничего не надо специально организовывать! Перевел в другое место разработку и изготовление изделия, и все, дальше уже будет работать их структура. Все! Твое дело, как и мое, только обеспечить производственный цикл этого изделия. Остальное не наша епархия. — Рябов старательно выговаривал Сербину, потом спросил: — Так как они там спланировали?

Иван Дмитриевич насуплено помолчал, затем встал, собрал бумаги и сказал:

— Не могу ничего сказать конкретного! Дал подписку! Моя подписуля чуть выше стоит, чем факсимиле Председателя КГБ! — Помолчал и партийным тоном сказал: — Постановление сегодня распечатаем и подпишем. Сегодня же дам устную команду туда, в Краевой центр, секретарю по оборонным предприятиям Тарасу Предыбайло. Одно хоть радует, на Тараса можно положиться. А что касается этих местных чекистов, то здесь вы правы, и я умываю руки. Обрадую одних и буду отбиваться от других, или наоборот. Я уже не знаю сам.

Когда «Иван Грозный» вышел, Рябов снял трубку красного телефона, набрал номер и как-то неожиданно для себя тихим голосом сказал:

— Юрий Владимирович, можно доложить Генеральному секретарю, что по теме о «крылатках» и с нашей стороны работа началась.

На другом конце провода Председатель КГБ СССР молча положил трубку и теперь уже окончательно решил, что больше инициативных контактов с его стороны с этим человеком не будет. Он, этот «уралец», теперь очевидно понял Андропов, временный человек на этом посту.

Февраль 1977 года. Москва. Кремль. Дмитрий Константинович Устинов тяжело прошагал расстояние от дверей до письменного стола Генерального секретаря ЦК КПСС, положил на край свой отчет для Центрального Комитета.

— Здравствуй Дмитрий, принес? — Леонид Ильич ответил на приветствие, взял в руки тонкую папку, быстро проглядел, потом начал медленно читать. Надолго остановился на тексте телеграммы, пробормотав про себя, но так, чтобы Устинов услышал: «Телеграмма адресована мне! А принесли ее только сейчас! Что же так почта работает!»