Русский народ. Богоносец или хам?

Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — все молчи!.
Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный судия: Он ждет;
Он недоступен звону злата.
И мысли и дела Он знает наперед,
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

Хомяков, славянофил, преувеличивавший достоинства России, призывал в начале Севастопольской кампании русский народ к покаянию, гневно перечисляя грехи России:

В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна!

Творчество Островского, примеры которого были даны в предыдущих главах в связи с вопросом о самодурстве и семейном деспотизме, представляет собою хороший образец «сатирического направления русского ума».

Достоевский дал в романе «Бесы» потрясающее изображение сатанинской стороны русского революционного движения, но в том же романе он заклеймил и губернаторский произвол. Вообще сатирическое изображение полицейского удушения жизни было весьма распространено в русской литературе царского времени, когда, несмотря на цензуру, можно было в значительной мере бороться с недостатками общественной и государственной жизни. Достоевскому принадлежит насмешливое выражение «административный восторг». Щедрин создал образ «Угрюм-Бурчеева», Чехов — «унтера Пришибеева».

Русские писатели нередко также боролись со злом и средствами мягкого юмора. Чехов задавался целью юмором побеждать зло. Владимир Соловьев, чрезвычайно чутко подмечавший всякое уклонение от добра, любил шутки и юмор. Ему принадлежит стихотворение:

Из смеха звонкого и из глухих рыданий
Созвучие вселенной создано.
Звучи же, смех, свободною волною
И хоть на миг рыданье заглуши.

Ты, Муза бедная! над темною стезею

Явись хоть раз с улыбкой молодою
И злую жизнь насмешкою незлою
На миг обезоружь и укроти.

* * *

Но мастером злой насмешки был Салтыков-Щедрин, стоящий в ряду величайших сатириков мировой литературы. В «Истории одного города» он изображает историю России под видом истории народа «головотяпов», которые обо все головою тяпали, об стену, даже об пол, когда Богу молились. Принявшись свою землю устраивать, они начали с того, что «Волгу толокном замесили… свинью за бобра купили, да собаку за волка убили… потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел». Когда надумали искать себе князя, «искали, искали они князя и чуть-чуть в трех соснах не заблудились». Князь объявил: «тех из вас, которым ни до чего дела нет, я буду миловать, прочих же всех казнить» И в самом деле, во время Севастопольской кампании, когда русское общество стало тревожиться, узнавая о злоупотреблениях интендантства и т. п. недостатках, император Николай I воскликнул: «Им какое дело!» У русского народа до ограничения самодержавия манифестом 17 октября 1905 года не было даже права подачи петиций. Правда, после Октябрьской революции советское правительство пошло гораздо дальше: оно отменило даже право молчания.

Все уголки и обычаи русской жизни привлекали к себе внимание Щедрина, и всякую пошлость он обличал беспощадно. В очерках «За рубежом» он, например, рассказывает о господине, который говорит: послужил и жду «прростого ррусского сспасиба!» В очерках «Круглый год», говоря о русских помещиках, проматывающих свое состояние, наслаждаясь жизнью в Париже и на курортах, он приводит телеграмму из Ниццы от матери, поздравляющей сына с получением чина коллежского советника: «Преисполнена гордости. Благословляю коллежского советника. Продавай Россию, продавай быстро, высылай деньги. Сижу на мели. Наталия».

Получатель телеграммы поясняет: «У нас есть пустошь Рускина, а на телеграфе переврали… Гм…какая однакож, можно сказать, провиденциальная ошибка!»