Русский немец. Том 3. Гибель богов

– Пойдем со мной, – сказал Юрген, – инструмент возьми.

«Инструмент» у Клинка был всегда под рукой, заботливо разложенный по кармашкам широкого бархатного пояса. Он беззвучно поднялся, накинул шинель и отправился вслед за командиром. Клинк не держал на него зла за давнишнее «воспитание», он понял, что был неправ. После этого они отлично ладили и понимали друг друга без лишних слов. Вот и сейчас Клинк не задавал вопросов.

– Знакомое местечко, – сказал Клинк, когда они осторожно спустились в подвал штабного дома.

– Открой замок.

– И ради такой ерунды будить солдата, уставшего от военной службы, посреди ночи! – проворчал Клинк, доставая отмычки. – Взял бы да сам открыл. А то все учу, учу…

Когда практикой заниматься начнешь?

– Хватит болтать, дело делай.

– Да уж сделано!

Открытый замок болтался в металлических ушках.

– Спасибо. Ты всю ночь крепко спал, Зепп.

– Я и сейчас сплю. И вижу сон. Никогда не запоминаю снов!

Клинк беззвучно растворился в темноте. Юрген отомкнул запор, резко рванул дверь на себя и тут же отступил чуть сторону, выставив автомат перед собой, – от этого шпиона можно было ожидать чего угодно, это был действительно крепкий орешек. Но мужчина сидел в дальнем углу, там, невысоко над полом, светились белки его глаз. Вскоре в слабом свете луны, струившемся из забранного решеткой окошка, он проступил полностью. Одна нога вытянута вперед, руки засунуты под мышки.

– Холодно, – сказал Юрген и опустился на корточки в углу у двери, привалился спиной к стене, положил автомат на колени. Мужчина пристально следил за ним. Их глаза встретились. – Ты не немец.

– Немец, – спокойно сказал мужчина.

– Нет, ты – русский немец. У тебя акцент поволжского немца. Мне это объяснил один наблюдательный человек, Бронислав Каминский, бригадефюрер СС. Слышал о таком?

– Слышал. Странные, однако, знакомые для фельдфебеля штрафного батальона.

– Это так – к слову пришлось. Кстати, о словах. Это тоже был прокол. Разные старомодные словечки, так в Германии никто и нигде не говорит.

– И что, например, не говорят в Германии? – с легкой усмешкой.

Юрген привел несколько словечек из недавнего рассказа мужчины.

– Я так говорил? – недоверчиво спросил мужчина. – Действительно архаизмы. И ведь знаю. Ну надо же! – в его голосе вновь прозвучала усмешка. – Буду впредь следить.

– В контрразведке тебе это не потребуется. Они все равно не поверят твоей истории. Там можно будет говорить хоть на русском. Тебя отправят туда утром. Это будет последняя остановка, конец пути.

– Это мы еще посмотрим!

– Тут и смотреть нечего.

– А ты зачем сюда пришел? Поговорить?

– Да. Я хочу понять…

– Понять? Что? Спрашивай! Тебе я отвечу, – чувствовалось, как мужчина весь подобрался, интонации его голоса изменились, нарочитое спокойствие и усмешку сменили задушевность и искренность, профессиональная задушевность и показная искренность. – Ты смышленый парень. Я еще наверху тебя выделил. Ты совсем не похож на этих фанатиков, своих командиров, которые посылают тебя умирать за ложные идеалы. Ты и сам в них не веришь в душе, но тебе трудно во всем разобраться, потому что тебя окружают фальшь, ложь, лицемерие и клевета. Я скажу тебе правду. Спрашивай! Все, что хочешь.

«Сколько пустых слов!» – подумал Юрген.

– Я хочу понять, как ты, немец, можешь воевать за большевиков, – сказал он.

– Мы сражаемся против коричневой чумы, которая несет смерть всем людям независимо от национальности, русским, немцам, евреям, французам, англичанам. Мы сражаемся против человеконенавистнической идеологии нацизма, порождающей концлагеря, тюрьмы, массовые расстрелы мирных граждан, уничтожение целых деревень и городов, гибель стариков, женщин, детей. Мы сражаемся за счастливое будущее всех людей, всех народов мира, в том числе и народа самой Германии.

– Не звени! Предоставь это еврейским комиссарам, у них это лучше получается.

– Крепко же в тебя въелась геббельсовская пропаганда! Еврейские комиссары! Да у нас и комиссаров-то нет. Они нам не нужны. У нас все солдаты знают, за что они сражаются – за Родину, за социалистическую Родину. А за что сражаетесь вы? За что сражаешься ты? За нацистов? За тысячелетний рейх?

– Ты задаешь вопросы вместо того, чтобы давать ответы. Ты задаешь все эти вопросы, чтобы не давать ответ. Ответ на мой единственный вопрос: как ты, немец, можешь сражаться за большевиков, которые уничтожили твой народ.

– Это клевета геббельсовской пропаганды! Русские немцы – счастливый народ в братской семье народов СССР.

– И по-прежнему живут на Волге… – протянул Юрген.

Он постарался прикрыть иронией свое напряжение, тревожное ожидание ответа. Он так хотел услышать: конечно живут! куда ж они денутся? Он был готов поверить одному-единственному слову сидевшего напротив него мужчины, одному искреннему слову, которое перечеркнуло бы все ужасные рассказы, которые он слышал до этого.

– Нет, они строят новую республику русских немцев. Депортация…

– О, слово-то какое мудреное придумали, – прервал его Юрген.

– Это была вынужденная мера в условиях фашистской агрессии!