Но мы были бы весьма наивны, если бы поверили только именно в такое его действие: создает коллектив человечества — нечто вроде современной утопии глобального мира или старой марксовой утопии мирового коммунизма. В утопической объевреенной Александрии: «Со всех концов света стекались они в этот город, но быстро забыли свою родину и почувствовали себя александрийцами. Александрия была одновременно городом и восточным и западным, городом глубокомысленной (?) философии и веселого (?) искусства, расчетливой торговли, яростного (?) труда, кипящего наслаждения (?), древнейших традиций и современных форм жизни». Но это еще не все. Сам Фейхтвангер мило добавляет: «Среди этого человеческого коллектива жила кучка людей, еще более древняя, еще более богатая, еще более образованная и высокомерная, чем остальные: это были иудеи». Вот где идеал! Вот где действительная мечта! Вот где та конечная пленительная галлюцинация всеобщего благоденствия, наступающая под воздействием «талмудического яда».
Олег Платонов считает «талмудический яд», скрепивший, но одновременно и обрекший на гетто мудрое иудейство одной из загадок мировой эсхатологии. Он даже настроен совершенно апокалиптически: «Я написал книгу «Почему погибнет Америка?», но ту же самую проблему поднимает Джордж Сорос. Америка стоит перед своим концом. Мы должны бояться другого. За Америкой может погибнуть и вся белая цивилизация. В
Понимаю, что крупный ученый масштаба Платонова может себе позволить подобные глобальные пророчества. Тем более, что за ними явно стоит эсхатология тайного православного учения — исихазма, который еще древние считали единственным сильным духовным соперником еврейской Каббалы.
Раздел второй. Тысячелетняя духовная война
1. Хазарская тайна событий современности
Тысячелетняя духовная война? не слишком ли я? Но, увы, это так.
Федор Достоевский пишет в «Дневнике Писателя» (март 1877 г.): «Чтобы существовать сорок веков на земле, т. V. Во весь почти исторический период человечества, да еще в таком плотном и нерушимом единении; чтобы терять столько раз свою территорию, свою политическую независимость, законы, почти даже веру, — терять и всякий раз опять соединяться, опять возрождаться в прежней идее, хоть и в другом виде, опять создавать себе и законы, и почти веру — нет, такой живучий народ, такой необыкновенно сильный и энергичный народ, такой беспримерный в мире народ не мог существовать без «государства в государстве», которое он сохранял всегда и везде во времена самых страшных рассеяний и гонений своих. Не вникая в суть и глубину предмета, можно изобразить хотя бы некоторые признаки этого «государства в государстве», по крайней мере, хоть наружно.