Русский остаток

Правда, в церковь Юлия Николаевна не пошла, заявив, что ее муж партийный и мало ли что, донесут, могут быть неприятности. Зато устроила поминки на всю квартиру. За десять лет, что Юра с мамой прожили на Таврической, почти все соседи сменились, новые уже и не знали, кто такая Клавдия Петровна и откуда взялись Елена Павловна с Юрой, они давно стали старожилами. Никто их не притеснял, никто особо и не дружил. Но на поминки собрались все. Говорили в основном, какая Елена Павловна была скромная и добрая женщина и что всегда у нее наготове было какое-нибудь лекарство, так что и в аптеку бегать не надо, разве уж в экстраординарных случаях. Потом сетовали на быстротечность времени, постепенно разговор перешел на бытовые и семейные рельсы, рассказали пару анекдотов про «кукурузника» – Хрущева (это уже было совсем не опасно), потом анекдоты посыпались в изобилии – и про чукчей, и про дистрофиков, и про Чапаева с Петькой. Неуемный народный юмор хлестал и захлестывал и народных правителей, и народных героев, и сам народ, и, разумеется, поминки, о которых вспомнили, уже только расходясь спать, принимая дружно на посошок и сочувственно пожимая Юрину руку.

Юра никого не слушал, почти ничего не ел и не пил. Смерть матери все еще не вмещалась в его сознание.

На следующее утро, проводив инженера Иванова на работу, Юлия Николаевна отправилась к Юре помочь убрать комнату после поминок.

Комната была не заперта, он все еще спал.

Юлия Николаевна накинула крючок на дверь и мягкой, кошачьей походкой подошла к Юриной постели.

– Юрочка… Ты спишь?.. – она легонько пощекотала его по шее.

Юра открыл глаза и ошарашенно взглянул на Юлию Николаевну.

– Т-сс! – приложила она палец к губам. – Я только на минуточку… хотела тебе помочь… Ты спи, спи… Я только вот тут… рядышком… немножко тебя пожалею… бедненький мой… Ты не возражаешь?.. – И она ловкой ящерицей скользнула к нему под одеяло…

С этого утра Юра потерял голову. Теперь Юлия Николаевна приходила к нему каждый день, пока инженер Иванов трудился, зарабатывая им обоим на жизнь и ей – на удовольствия. Субботы и воскресенья стали для Юры самыми мучительными днями, когда инженер Иванов не работал и Юлия Николаевна принадлежала ему целиком. Он не мог заниматься, практически перестал ходить в университет, не зная, куда себя деть, часами тупо просиживал в комнате, прислушиваясь к звукам в коридоре в надежде услышать ее голос, ее шаги. Ночами он мучился от ревности к инженеру и даже ходил подслушивать к ним под дверь, терзая свое воображение страстными картинами их супружеской близости.

Однажды в аффекте распаленной чувственности он грубо и страстно потребовал от Юлии Николаевны, чтобы та немедленно развелась с инженером и вышла за него замуж. Юлия Николаевна хохотала до изнеможения, называла его безумным мальчиком и своим студентиком, говорила, что ей никогда-никогда ни с кем не было так хорошо, как с ним, но развестись с инженером – это уж слишком и что им и так неплохо, пока инженер ни о чем не догадывается, а даже если и догадывается, то наплевать.

Но догадывался не только инженер, догадывались соседи и, не уставая, судачили, перемывая кости в основном Юлии Николаевне и привлекая все крепкие слова русского лексикона на хорошенькую ее головку. Юру не столько осуждали, сколько жалели (сирота!) и за его спиной сочувственно вздыхали и понимающе переглядывались.

Трудно сказать, отчего инженер Иванов столь стойко и безропотно переносил трудно переносимое поведение жены, – чужая душа потемки. И неизвестно, чем бы закончился сей бурный роман юного студента и коммунальной дивы (уже грозили ему отчислением из университета за пропуски занятий и многочисленные хвосты), если бы сама дива внезапно не охладела к своему любовнику. Пресытилась ли она бурными ласками студента, нашла ли новый объект для своей страсти, но в один прекрасный день она заявила Юре:

– Знаешь, Юрочка, нам нужно расстаться.

– К-как? – опешил Юра. – Почему?

– Ну… видишь ли, моему мужу донесли, и…

– И что?

– Он недоволен. Мягко выражаясь. Сам понимаешь… Он даже меня ударил, – капризно скривив губы, соврала Юлия Николаевна.

Юра побелел.

– Я его убью! – прошептал он.

– Что ты, Юрочка, зачем? Я этого вовсе не хочу.

– Не хочешь?!

– Естественно.

– Тогда я убью тебя!

– Послушай, Отелло, у нас очень строгие законы. Тебя посадят в тюрьму или даже расстреляют. Тебе это нужно?.. Дурачок. Ну и дурачок… Ну иди ко мне… Ах, какой ты… Подожди… подожди… – Она тяжело задышала, и Юра, подхватив ее на руки, понес на кровать. – Что ты делаешь, дверь не заперта… войдут…

Юра с Юлией Николаевной на руках подошел к дверям и накинул крючок. Она, обхватив его за шею, только тихонько посмеивалась ему в ключицу.

– Ты меня любишь? – спросил через некоторое время Юра, уткнувшись в грудь своей возлюбленной Юлии, еще тяжело и бурно дыша.

– Уж-жасно… я тебя обож-жаю… – игриво прорычала Юлия Николаевна. – Ты мой тигр-рр!..

– Тогда бросай к черту своего Иванова и переезжай ко мне.

– Ты с ума сошел! Ты снова? Опять, да, опять?!

– Я люблю тебя, слышишь? Юлька, я не смогу без тебя! Я умру!