С северу море,С югу море.С западу горы,С востоку долы,А в середине город Москва.В этом городеЛенин и ТроцкийКак у Троцкого виски длинные и жесткие,А у Ленина головаЯсная, как солнышко.Стоять они на высокой башне,Держуть в руках пистолеты стальные,Смотрють во все стороны,Приглядывають,Нет ли где неприятелей.Как в морях вода взбаламутилась,Как враги-неприятели зубами скрипять.Хранцузы-тонкопузы,Агличане-колчанеИ белые и желтые,И бурые и синие, –Вся пакость,Вся нечистьВся подлечесть.Охота им Расею сглонуть,Охота им царя поставить,Охота им кровь крестьянскую пить,Лезуть они, напирають.А Ленин как мигнеть,А Троцкий как пальнеть,А войска краснаяРасейская,Как крикнить,Как зыкнить.И никто из неприятелей не пикнить.Вы не лезьте ко мне, боли и хвори.Головные и ножные,Животные и спинные,Глазные и зубные.Отриньте и отзыньте,Как неприятели заграничные.Ты голова моя – Ленин,Ты сердце мое – Троцкий,Ты кровь моя – Армия красная,Спасите,Сохраните меняОт всякой боли и хвори,От всякой болезни и недуга.Это единственная известная нам попытка не только создать, но и теоретически обосновать необходимость существования подобных текстов в составе нового фольклора: «Нам не смешно, когда Сами в поэме Тихонова молится далекому Ленни, когда заброшенные корейцы, – у Всеволода Иванова, – говорят с чувством священного трепета о великом Леи-но, когда в дни морозного траура – незамысловатые старушки божии ставят свечу у Иверской за упокой души «раба божия Владимира», потому что он старался за бедных. Мы не смеемся, когда именем Ленина в селе Виловатове Самарской губернии заклинают все болезни. В будущем все будет иначе, а пока и эти цветы нам дороги» (Акульшин 1924: 287).