Русский путь

Выходит, жить человеку в лоне семьи и государства (страны) – это отчуждение, превращенная форма, а «вернуться» к истинно человеческому бытию – значит сбросить эти оковы. А что значит «вернуться»? Когда раньше человек был таким свободным – без семьи, без религии? Только до грехопадения. Обо всем этом во время перестройки наши философы разумно умалчивали. Видимо, понимали, что даже самые восторженные демократы от них отшатнутся.

Представление Маркса о будущем без отчуждения – это вывернутый наизнанку кальвинистский идеал индивида, который надеется быть причисленным к числу избранных. М. Вебер пишет: «Общение кальвиниста с его Богом происходило в атмосфере полного духовного одиночества… Каждый, кто хочет ощутить специфическое воздействие этой своеобразной атмосферы, может обратиться к книге Беньяна “Pilgrim’s progress” [“Путешествие пилигрима”], получившей едва ли не самое широкое распространение из всех произведений пуританской литературы. В ней описывается, как некий “христианин”, осознав, что он находится в “городе, осужденном на гибель”, услышал голос, призывающий его немедля совершить паломничество в град небесный. Жена и дети цеплялись за него, но он мчался, зажав уши, не разбирая дороги и восклицая: “Life, eternal life!” [“Жизнь! Вечная жизнь!”]… И только после того, как паломник почувствовал себя в безопасности, у него возникла мысль, что неплохо бы соединиться со своей семьей» [122].

Посмотрим, как понятие «отчуждения» применялось в подрыве легитимности советского строя. Вот уж, действительно, всесильное учение: самые туманные высказывания К. Маркса можно было трактовать совершенно произвольно, наши демократические гуманитарии и впрямь сумели сломать «механизмы торможения» в интеллектуальной сфере.

А.И. Кравченко даже дефицит представил как превращенную форму (видимо, он считает, что дефицит маскирует изобилие, о котором надо догадываться). Он пишет: «Трудовая деятельность человека, лишенная своей действительной общественной связи, выражаясь словами молодого Маркса, оказывается мукой, а “его собственное творение – чуждой ему силой, его богатство – его бедностью, сущностная связь, соединяющая его с другим человеком, – несущественной связью… его производство – производством его небытия, его власть над предметом оказывается властью предмета над ним”.

К примеру, постоянный дефицит товаров не только парализует социальную активность, создает напряженность в отношениях между людьми и открывает широкие каналы для спекуляции и хищений. Выражаясь языком социологической теории, товарный дефицит при социализме – это такое положение дел, когда производство общественного богатства становится производством общественного небытия» [118].

Как это понять, товарищи марксисты? Как и почему при социализме «производство общественного богатства [например, колбасы или колготок] становится производством общественного небытия»? Что это за «социологическая теория», на языке которой написаны подобные законы общественного развития?!

Смысл всех этих парадоксов – представить советскую производственную систему «производством общественного небытия», а богатство советского человека – его бедностью… Ну, внушили людям эти фантомы – и что они видят? Витрины магазинов ломятся от «товарного изобилия», а веет общественным небытием. За ночным окном – туман…

В статье А.И. Кравченко после теоретического введения, со ссылками на К. Маркса, М. Вебера и М. Мамардашвили, следуют почти 20 страниц текста (по 1800 знаков) с перечнем дефектов советского бытия, якобы порожденных отчуждением. Начинается на высокой ноте – горнее, дольнее…

Вот, для примера: «Признак социального паралича – глубоко зашедший процесс отчуждения. Отчужденная форма, которой подчиняются социальные отношения, переворачивает их “таким образом, что человек именно потому, что он есть существо сознательное, превращает свою жизнедеятельность, свою сущность только лишь в средство для поддержания своего существования” [Маркс]…

Превратить свою сущность в средство своего существования – значит принести горнее в жертву дольнему, возвышенное – низменному. Унижая свое достоинство, человек дает администратору взятку (хотя это крайне противно ему делать) ради того, чтобы устроить в вуз сына, получить квартиру, продвинуться по службе, т. е. облегчить себе жизнь. Сущность (этические и нравственные принципы, за которые иной готов отдать жизнь) превращается в средство существования… Проводник выдает пассажиру несвежее, судя по всем признакам, использованное белье, провозит за определенную мзду безбилетника. Государственный вагон, доверенный ему в соответствии со служебными обязанностями, превращается в частную лавочку. Иной становится частным кондуктором на государственной дороге, кладет считанную только им выручку себе в карман… Человек привлечен к уголовной ответственности, а в суд идет положительная характеристика, принятая на общем собрании завода или цеха» [118].