Русский рай

Иван Кусков без большого сожаления покидал форт Росс, построенный им от первого срубленного дерева: все здесь стало чужим, даже сад, начавший давать плоды. О жизни на Ситхе он думать не хотел, но не прочь был поселиться на Кадьяке, Афогнаке или в какой-нибудь фактории Кенайского залива, где доживали век старики, прибывшие из-за океана еще при Шелихове. После вести о смерти Баранова, на Кускова нахлынуло ощущение бессмысленности прожитого, хотя в молодости бежал на Аляску от великих долгов, давно рассчитался с ними и даже заработал кое-что на старость. Как многие первостроители форта, он устраивался здесь основательно, предполагая прожить в Калифорнии остатки дней, которые подарит Господь, но законы государства Российского дозволяли это только покойникам. Хуже того было ощущение бессилия построить селение на благодатных землях, которое хотя бы обеспечивало себя. И уже совсем не в мочь видеть, как новые правители, по указкам Главного правления компании, все переиначивают под политику.

Все делалось не так, как надо и не там, где нужно. Францисканцы и доминиканцы, устраивавшие миссии на северном берегу залива Сан-Франциско, посмеивались над местом, выбранным компанейскими служащими: форт на горе был неприступен, но не пригоден для земледелия, неудобен для скотоводства.

Вместе с Кусковым готовились отправиться на Ситху пять русских промышленных, конторщик-писец Суханов, передовщик Тараканов и восемьдесят партовщиков. Радость кадьяков была понятна, они возвращались на родину, но промышленные, отслужившие договорной срок, не все желали вернуться в места, к которым были приписаны, некоторые из них, как и Кусков, надеялись получить участок земли и поселиться на побережье Кенайского залива, где климат похож на российский. Конторщик Суханов, недолго прослуживший в Россе, вытребовал отставку, не желая оставаться с новым правителем конторы, с которым рассорился с первых дней передачи дел.

Ко времени отъезда Кускова, якуты, аляскинские эскимосы, тлинкиты, местные индейцы и даже гавайцы составляли большую часть населения форта. Некоторые из них жили с калифорнийскими индеанками. Этнические русские мужчины были в подавляющем меньшинстве. К ним примыкали пятнадцать креолов, русских женщин не было.

«Для кого искали землю, для кого строили, если в русском селении все реже слышится русская речь?» – думал первый правитель Росса, покидая свое детище. Но русское малолюдство ничуть не смущало нового правителя конторы Карла Шмидта. Двадцатидвухлетний молодчик, успевший прослужить Компании четыре года, торопился взяться за дело. Он хорошо понимал русскую речь, шепеляво, но внятно говорил по-русски, писал, как говорил и сердился на замечания, считая, что писать нужно так, как говорят. Едва познакомившись с делами, Шмидт объявил, что знает, как поднять пашню, чтобы крепость перестала покупать пшеницу у миссионеров. Ему здесь нравилось все, а больше всего скот, которого при Кускове развелось много. Он принял по описи табун из 21 лошади, 149 голов крупного рогатого скота, 698 овец, 159 свиней, сады и, не оправдавшие надежд поля.

Кусков с Катериной собрали нажитые вещи, которых оказалось совсем немного, погрузили на построенный в Россе бриг «Булдаков». На том же судне отправлялись на Ситху две бочки коровьего масла, корзины со свеклой, капустой, редькой, репой до трех четвертей пуда, толще мужского бедра, а так же салат, горох, бобы, арбузы, дыни и тыквы. Трюм брига был набит закупленной калифорнийской пшеницей, которую ждали на голодавшей Ситхе.

За месяц пути Кусков о многом передумал и решил получить свой пай мехов, выйти на заслуженный пенсион, поселиться в Кенайском заливе, посадить сад, завести огород и жить независимо от компанейских указов. Он еще не знал, что оставленного Гагемейстером Яновского в должности правителя колоний сменил капитан-лейтенант Муравьев Матвей Иванович. Этот офицер бывал в Калифорнии и Ново-Архангельске во время кругосветного путешествия под началом капитана второго ранга Головнина. Вернувшись в Санкт-Петербург, Муравьев почти сразу получил предложение отправиться на Ситху правителем колониальных владений и начальником порта, с жалованьем значительно выше, чем у Баранова.

Самовольное оставление должности Гагемейстером вызвало гнев Главного правления и Военно-морского ведомства, морской офицер, ссылавшийся на слабое здоровье, в качестве наказания был отправлен в отставку. Матвей Иванович лишь в общих чертах представлял обязанности главного правителя, но ознакомившись с делами на месте был потрясен разрухой и бесхозяйственностью, царившими как в Ново-Архангельске, так и во многих укрепленных селениях Аляски: стены Ситхинской крепости прогнили и едва не падали, в доме правителя крысы выгрызли угол. Но контракт был подписан, отказаться от должности не было возможности, и капитан-лейтенант решил действовать иными методами, чем его предшественники: он заменил телесные наказания денежными поощрениями и взысканиями.