Русский рай

Сысой, сидевший со служащими, рассерженно дернул плечами. Недовольный промышленный был прав: большинство из них, даже приказчики были в долгах, как и весь Росс, но душа старовояжного противилась мысли, что форт может быть брошен. Он сдержался и промолчал, вспоминая, что его семья под Тобольском запахивала и запускала под пар около десяти десятин, да еще были покосы. Восемьдесят восемь десятин на две сотни служащих и партовщиков – до смешного мало. Костромитинов вскочил из-за стола, стал укорять недовольных.

– Мой контракт закончился два года назад, продлять его я не хочу, но служу ради общего дела. И замену мне прислали, – кивнул на сидевшего рядом с ним камчатского гражданина Черных.

Егор Лаврентьевич Черных прибыл в колонии вместе с Врангелем. Здешним служащим было известно, что он получил образование агронома в Москве, собирал на Камчатке хорошие урожаи и был приглашен в Росс на перемену Костромитинову, давно просившему отставки. Егор прославился с первых дней службы тем, что сделал деревянную молотилку по образу железной. Теперь он предлагал купить у миссионеров мулов, которые заменили бы лошадей при молотьбе, поскольку они выносливей и сильней, запальчиво убеждал служащих, занимавшихся сельским хозяйством, пахать на быках, что удобней на горных склонах и сеять гималайский ячмень там, где плохо родится пшеница. Непоседливый и шумный, под стать Костромитинову, он быстро вошел в дела и несчастья Росса, но скоро понял, что должность правителя конторы ему не по плечу и стал всего лишь надежным помощником Костромитинова в делах возлюбленного им сельского хозяйства. А они в Россе становились главным делом.

В крепости было известно, что Врангель побывал в долине Русской реки Шабакай, задумал расширить селение и даже перенести Росс в глубь материка. Правитель учредил льготы служащим в частном землепользовании и скотоводстве, чему всеми силами противились директора Компании. Теперь россовцы получили возможность без вмешательства приказчиков держать скотину, возделывать свои огороды и сады, как это было при Шмидте, но уже указом главного правителя.

Сысой выспрашивал новости, прислушивался к разговорам и соображал, какой службы просить себе. Из всего возможного самой терпимой ему представлялось строительство новых селений-ранчо. Туда он и надумал проситься у Костромитинова. Правитель выслушал его, равнодушно покивал, дескать, учту, потом спросил мимоходом:

– Плотничать можешь? – И отправил строить баркас, заказанный калифорнийцами.

Работа Сысоя не тяготила, тяготили ночлеги в казарме. Он перекрыл и утеплил сарай, стоявший еще при бывшей верфи, сложил в нем печку из местного кирпича и поселился с дочерью, отгородившись от хранившегося инструмента, смолы и сушившихся досок. Работа и дом были рядом.

Все тот же компанейский бриг привез из Монтерея главного правителя с сопровождавшими его людьми, среди которых был подпоручик Кондаков. Креол чуть не лопался от важности и в другой раз Сысой, не подошел бы к нему, но очень уж не терпелось узнать, о чем главный правитель договорился с мексиканцами. Передовщик-плотник зазвал подпоручика в свой сарай и по старому знакомству стал угощать ромом.

– У них революция за революцией, – вещал Кондаков, задирая приплощеный нос. – Своего первого императора Августина назвали самозванцем и расстреляли. А калифорнийцы не считают себя мексиканцами и сеют смуту отделиться от Мексики. Военный губернатор Калифорнии ищет через нас признания и дружбы с Россией, желает добрососедства. В Мехико нам предлагали расширить колонии на север и восток от Росса на двадцать верст. Фердинанд Петрович написал о том царю и собирается в Петербург, чтобы говорить с ним.

– Значит, нас не сдадут? – настороженно глядя в черные глаза креола, спросил Сысой.

– А уж это как царь решит и Бог даст! Нынешний год еще поживем. – Испытующе побуравив Сысоя пристальным взглядом, Кондаков добавил: – Фердинанд Петрович дал добро дойти до верховий Русской реки, поискать волок в Сан-Хоакин и Рио-Гранде, узнать много ли там калифорнийских и американских ферм. Пойдешь помощником? – Прищурил глаз.

– На кого дочку оставлю? – Равнодушно пожал плечами Сысой и почувствовал, как подпоручик с облегчением вздохнул.

С двумя помощниками, среди которых опять оказался самозваный жених Емеля, Сысой продолжал строить бот и жил уединенно, не интересуясь сплетнями и пересудами, но они доходили до верфи через любопытных креолов. От них Сысой узнал, что Кондаков действительно набирает отряд для похода по Русской реке и вскоре Емеля стал прощаться. Он уходил с Кондаковым и, как это бывало на острове, дочь долго сидела с ним на берегу о чем-то разговаривая. Марфа болтала босыми ногами и часто хохотала.