Русский рай

Тойон Иван Кыглай видел, где укрылся его «косяк», приковылял к пришвартованной шхуне и стал бить в колокол. Сысой выскочил из каюты, подтягивая штаны и оправляя рубаху под опояской. Застолье началось с того, что после братины, пущенной по кругу, он неуверенно пожаловался на Виншипов, но так и не понял, гневается ли на них правитель. После первой чарки рассказал про встречу с королем и выложил перед Барановым подарки Тамеа-меа: шлем и плащ из цветных перьев птиц полуденной страны. В последнюю очередь передал правителю лавтаки, на которых, как сумел, начертил карты своего путешествия и устья Колумбии.

Тараканов складно рассказывал о промысле. Потом новокресты плясали, русские служащие пели, Банземан тоже плясал. Кто-то в танце слишком страстно притиснул вывезенную из Калифорнии женку чугача, промышлявшего в партии Тараканова, началась обыденная драка, которую быстро усмирили. И все недосуг было спросить Сысою у Баранова или приказчиков, как живут на Сапожниковской заимке? От Агапы он узнал, что она родила сына, которого крестили Федором, Ульяна забрала его себе и не дает матери. Правитель же был все время занят разговорами то с капитаном «Пикока», то с нанятым штурманом. Приказчик, считавший расходы, подбегал с бумагой и вопросами то к Сысою, то к Баранову.

В разгар веселья в казарму вошли монахи Афанасий с Нектарием. Гулявшие партовщики и служащие притихли, Банземан удивленно завертел головой. Правитель настороженно встал, скинул шляпу, оставшись в парике, подвязанным к шее черным платком, поприветствовал их с места:

– Садитесь с нами, отцы! – Со скрытой насмешкой указал рукой на лавку. – Постной еды много, выбирайте, что хотите. Может быть, примите по чарочке во славу Божью?!

Миссионеры с достоинством сели, им поставили чарки с ромом. Оба ни словом, ни взглядом не осудили гулявших, но и благословлять застолье не стали. От рома отказались, но поели блинов из белой калифорнийской муки, попробовали помятые гавайские апельсины.

– Так-то лучше! – одобрил их Баранов. – Пусть молчаливый и недолгий мир, лишь бы не вечная ругань.

После всего пережитого, похвал за плаванье к Садвичевым островам, посольства, покупки шхуны и неразделенного гнева на Виншипов, грубо нарушивших условия контракта, Сысой как-то быстро и незаметно для себя опьянел. Тимофей, сумевший не выпить лишнего, довел его до шхуны и уложил на рундук. Агапа заботливо укрыла муженька одеялом и притиснулась сбоку. Проснулся Сысой до рассвета с сухим языком, зевая и спотыкаясь, поплелся к бочке с пресной водой. Похмелье не портило душевной радости возвращения и пережитого путешествия, но сильней захотелось домой, и в баню. На рассвете в каюту вошел Тимофей, он был бодр и умыт, будто не пил вчера.

– Проспался?! Бырыма зовет! Он и подлечит, - с насмешкой окинул взглядом припухшее лицо товарища.

Сысой снова напился воды, прокашлялся, кряхтя, обулся и перепоясался, удивляясь, что правитель уже на ногах и занимается делами. Помнил, что вчера он пил наравне со всеми и был изрядно пьян.

– Однако, давно я не пил горячего! – Смущенно оправдался перед товарищем и кивнул Агапе. Со свежим лицом она сидела на рундуке, укутавшись одеялом до подбородка, и шаловливо поглядывала на мужчин. Женщин за стол не сажали, но они прислуживали и сами недурно повеселились.

Баранов жил в доме, где до него квартировал Баннер. Здесь почти ничего не переменилось. Топилась печь, в избе было сухо и тепло. После сырой каюты Сысою приятно полегчало. Правитель, в камзоле поверх шелковой рубахи, с круглой гладкой головой без парика, был бодр и возбужден, похоже, успел вдогон вчерашнему веселью принять чарочку.

– Проходите, дорогие друзья-соратники, рассаживайтесь. Вчера поговорить по душам не удалось: надо было всех уважить. А я по-стариковски проснулся среди ночи, зажег жировик, стал смотреть ваши карты и вспомнил, что вы мне говорили.

Из другой комнаты, где прежде лежала умиравшая Баннерша, вышла обернутая одеялом, слегка погрузневшая Анна Григорьевна, крещеная и венчанная жена правителя, равнодушно окинула гостей черными глазами, зевнула с подвывом, прошла мимо и скрылась за дверью. Из-за занавески американского ситца с любопытством выглянули коротко стриженный сын Баранова, погодок Петрухи, ярко и пышно наряженная старшая дочь держала за руку малолетнюю сестру. Правитель жил на Кадьяке с семьей. Сысой мимоходом взглянул на детей и вновь захотел поскорей добраться до дома.