Русский рай

– И чего лез в наши дела?

– А ты его спроси!.. Говорит, пытался вернуть выкрестов Волкова с другими беглецами. Но они возвращаться не желают, а гишпанцы их не выдают.

– Этот Коцебу пришел в Монтерей с Гавайи, потом повернул на Росс, – заговорили освобожденные русские служащие. – От его матросов слышали, что компанейский доктор Шеффер захватил там два острова и подвел под нашего царя, а Коцебу говорил королю, что это незаконно и виновные будут наказаны.

Недружественный разговор Кускова с губернатором Северной Калифорнии не остался без последствий, испанцы стали торопливо строить ещё две миссии в северном рукаве залива Сан-Франциско. Делалось это явно для того, чтобы потеснить колонистов на севере. Новые миссионеры и колонисты явились в Росс с подарками, уверяя в необходимости добрососедства, договаривались о больших закупках досок, железного инструмента и одежды в обмен на необходимые форту продукты и скот. Устоять против соблазна взаимовыгодного торга Кусков не мог, да и не было в том смысла. Миссии строились быстро, до ближайшей из них был день пути. Обе стороны были веротерпимы и одинаково заинтересованы как в добрососедстве, так и в товарообмене.

Но вскоре с Малой Бодеги прибежали жители деревни тойона Валенилы: испанцы ловили их для работ в миссиях. Мивоки столпились под стенами Росса, стали требовать у Кускова защиты. Женка Сысоя вышла к ним, стала с жаром о чем-то лопотать и вместе с сородичами требовать защиты мивоков. Управляющий обругал испанцев, но открыто противостоять им не посмел, стал уговаривать перепуганных индейцев засесть в лесу, в ущельях гор, а потом напасть на преследователей. Мивоки его послушали, засели в лесу, который был виден со стороны Бодеги, испанцы, узнав об этом, оставили их. Кусков напился до пьяна, что с ним редко случалось, стал жаловаться приказчикам и Василию:

– Противно, будто провалился в нужник! А иначе не мог. Нельзя открыто воевать: Александр Андреевич не велел, а ему директора Компании. – И церковь не разрешают строить, и училище, и винокурню до тех пор, пока не укоренимся, а гишпанцы не сделаются нашими надежными соседями.

– Однако, как хорошо было, когда воевали с кадьяками, чугачами, якутатами, ситхинцами, – с пониманием вздохнул Сысой, раздосадованный противоречивыми приказами начальствующих. – Тогда не было помощи от Компании, но и дурь делать не заставляли… А нынче, будто в насмешку, вяжут руки и понуждают драться! Что ни указ, то вред!

– Так ведь сидим на шее Компании, – со стоном вскрикнул Кусков. – В этом году дали прибыли на двадцать тысяч, а проели и взяли жалованья на сорок, даже больше. Устал я! – пожаловался, опуская хмельную голову. – Пора проситься в отставку, на покой.

– Бырыма как-то терпит! – неуверенно просипел Василий, с кряхтением переживая нутряную боль, которую носил в себе уже не первый год. Густые усы, скрывавшие рот, шевельнулись и безвольно обвисли, смешавшись с бородой.

– Он давно просит замены, Бог не дает, наказывает за что-то, не отпускает из рая, – Кусков поднял голову с красными глазами, желчно усмехнулся и, пропел срывавшимся голосом: – «Как расплакался Адам, перед запертыми воротами рая стоячи: «Ой раю мой, Прекрасный мой раю!» Не велел Господь нам жить во прекрасном раю. Ой, раю мой, раю, прекрасный мой раю!»

На другой день он написал обо всем Баранову, подкрепил письмо просьбой прислать замену и стал ждать оказии, целыми днями работая в саду. А женка Сысоя неприязненно поглядывала на муженька и ходила разобиженная на всех «талакани». Компанейских и государевых судов долго не было, отправить почту на Ситху было не с кем пока в Росс не пришла байдара из Малого Бодего с капитаном-лейтенантом Гагемейстером и новым комиссионером Хлебниковым. Там стоял на якоре компанейский бриг «Кутузов», его командир решил не рисковать кораблем: при северо-западном ветре стоянка на рейде против форта была не безопасна.

Гагемейстер был знаком Кускову, Васильеву и Слободчикову по войне с Ситхой. В то время он был лютеранином и в чине лейтенанта служил на шлюпе «Нева» у Лисянского, потом приходил на Ситху командиром того же корабля во время войны с Англией, зимовал на Кадьяке, ходил за пшеницей на Гавайю, встречался с тамошним королем. Полушвед-полуфин был осторожен и сдержан, чем сильно отличался от буйных и своенравных морских офицеров. Послужив Компании, он выкрестился в православие и теперь всячески показывал это, накладывая на себя крестные знамения без надобности и повода.