Русский Рэмбо для бизнес-леди

Кто-то из казаков, вытянув из-под стола видавшую виды гармошку, грянул на всю ивановскую "Барыню", и все политические масти разом смешались в буйном, бесшабашном плясе: закружился вприсядку перед нацистом анархист, монархист пошел выламывать коленца перед коммунистом. "Барыню" сменила "Калинка" – засверкали, выписывая замысловатые рисунки, клинки в руках пляшущих казаков, задрожали стекла заведения от гиканья и разбойного свиста.

Скиф поднялся из-за стола, чтобы направиться к выходу.

– Дарагой, зачем меня обижаешь? – закричал подскочивший Кобидзе. – Я же не могу оставить заведение до закрытия.

– Я на машине, – поднялся казак Лопа.

– Ты ж водку пил, станишник! – осадил его Кобидзе.

– Ну и чо?.. Меня подхорунжий в машине караулит. Нынче его очередь.

– Павло, а на какие деньги они гуляют? – поинтересовался Скиф, пробираясь к выходу.

– Дурни всегда на дурные гуляют. Пожертвования от доброжелателей, которые сами боятся замараться.

Кто долларов, кто машину подкинет.

– Тогда и я вам кое-что подкину. Держи ключи от машины и гаража, мне они сто лет без надобности.

Мне в Москве задерживаться опасно.

– Бандюки на хвост сели? – спросил казак, усаживаясь в машину.

– Хуже, – ответил Скиф, захлопнув дверцу.

– Экспроприация экспроприаторов или попотрошили кого-то из толстопузых? – спросил Лопа, помахав вышедшему на порог кабачка Кобидзе.

– Да нет… За "подвиги" в Карабахе и Сербии.

– Вона что! – присвистнул казак и, бросив через плечо косой взгляд на Скифа, добавил:

– Пока мои станичники в Москве, ничего не бойся.

Чем дальше отъезжали от центра, тем темней и неприглядней становились заснеженные улицы.

Глава 12

Скиф, помня обещание, не стал высвечивать адрес, который дали ему таинственные благодетели на упаковке от жевательной резинки. Попросил Павла высадить его у кинотеатра за квартал от нужного ему дома. Микрорайон типовой застройки, ничего примечательного. От всего сегодняшнего балагана в душе осталась какая-то сосущая тоска неустроенности, которая в Сербии не давала ему покоя даже среди своих.

Он устал, не хотелось идти по новому адресу, встречаться там и учтиво разговаривать с чужими людьми.

У двери квартиры напротив его будущего временного пристанища, где ему обещали вручить ключи, Скифа несколько раз настойчиво попросили назвать свое имя. Он долго раздумывал, потом все-таки назвался Скифом.

После этого дверь приоткрылась на цепочку.

– Подойдите поближе к двери, – потребовал тихий женский голос. – Не так близко, я не могу вас рассмотреть.

Скифа долго и придирчиво изучали, а может быть, просто дурили голову, чтобы сподручней было дружно навалиться сзади и силой втолкнуть его в квартиру.

Он на всякий случай раскрыл в кармане складной нож… Но сзади ни шагов, ни голосов в темном подъезде не услышал. Наконец дверь отворилась, но так, что боком не протиснуться.

– Проходите, пожалуйста. – Проговорив это, женщина тут же отступила в неосвещенный угол полутемной прихожей, так что Скиф не успел рассмотреть ни лица ее, ни фигуры. Снова началось придирчивое сличение физиономии Скифа с фотографией в ее руке.

Он уже успел возненавидеть эту глупую бабу. Взялась не за свое дело ради несчастных копеек.

– Ну что, тетка, похож или нет?

Женщина молча прислушалась к гудению лифта, потом тихо сказала, шагнув из темноты угла на свет:

– Здравствуйте! Я – Аня! – и, приветливо улыбнувшись, несмело протянула руку лодочкой.

Вся она была ладная из себя, длинноногая, с тяжелой натурального пепельного цвета косой, с открытым, без бабьих макияжных ухищрений, слегка скуластым лицом, на котором широко распахнуты южнорусские ореховые глаза, а в них скорбными церковными свечками тлеет незатухающая, неизбывная боль, которую они хотели бы скрыть от всех, да боль-то выше сил человеческих. Это Скиф определил сразу и почувствовал себя неловко, как на похоронах. Насмотрелся он на такие глаза у женщин Карабаха и у сербок, чьи мужья и дети по чужой злой воле оставили земную юдоль…

– Вот вам ключ. Дверь закрывайте только на один оборот, а то потом без слесаря не открыть.

Скиф не сдержался, хмыкнул. Он открывал и не такие двери.

– Вот вам продукты, – протянула она пластиковый пакет. – Не успела положить в холодильник.

Я только с дежурства.

"Кто же спит с такими", – залюбовавшись невольно ее статью, подумал Скиф. Наверное, такие родятся на божий свет мужикам на муку. Его Ольга хоть и стерва, но понятна и доступна, а этой и не знаешь, какие слова сказать. Да и, признаться, не часто приходилось ему разговаривать с такими – настоящими, без макияжа и бабьих ужимок.

– Был звонок на ваше имя. Еще вчера, – сказала женщина.

– Ну?! – раздосадованно прикрикнул на нее Скиф, – Плохо было слышно. Наверное, звонили из автомата. Я ничего не разобрала.

– Ну, тютеха!.. Как он хоть назвался, Засечный или Алексеев?

Женщина подняла на него ореховые глаза. Потом еще тише прошептала:

– Скорей первое, чем второе.

– Что с ним, он успел сказать?

– Я не разобрала… Не кричите, пожалуйста, квартирная хозяйка уже спит.

– А ты кто тут, квартирантка, что ли?