Русский Рэмбо для бизнес-леди

– И правильно, – вымученно улыбнулся Костров. – Без лишних вопросов – крепче сон, Кобидзе.

* * *

На следующий день Ольга уехала из дома чуть свет, сказав Серафиму, что у нее сегодня две смены монтажа на Шаболовке. Оставив "БМВ" на стоянке в Шереметьеве, она уже через три часа вышла из самолета в Женеве. Встречал Ольгу месье Фридман, ее адвокат, с которым она созвонилась из самолета.

– Месье Фридман, надеюсь, мои дела в порядке? – спросила Ольга.

– В адвокатской конторе "Фридман и сыновья" дела клиентов всегда в порядке, мадам, – с достоинством ответил тот, кивнув на портфель.

Родители месье Фридмана были выходцами из Гомеля, поэтому он неплохо говорил по-русски.

– А раз так, тогда в банк к нотариусу.

Дело, ради которого Ольга тайно прилетела в Женеву, заняло у нотариуса около часа.

Когда все было закончено, месье Фридман, присутствующий при сем, поднял на Ольгу печальные еврейские глаза:

– Вы, русские, стали такие непредсказуемые. С вами страшно иметь дело…

– Русские – фаталисты, месье Фридман, – ответила Ольга. – Мы верим, что у бога на скрижалях все наши судьбы по минутам расписаны…

В Москву Ольга вернулась далеко за полночь.

Глава 19

Бремя славы сверкает позолотой, но гнетет не меньше другого бремени. Как ни привыкла Ольга за годы работы в телеэфире быть всегда на виду, все же удел королевы грез часто тяготил ее. Порой она мечтала даже попасть в отдельную больничную палату, запереться в ней на неделю от жадных, похотливых глаз, льстивых улыбок и лживых речей.

Сегодня у нее выпал по-настоящему свободный день и она решила устроить себе нечто похожее на день рождения.

Летом ей исполнилось тридцать три. Из своего возраста она секретов не делала, но все эти банкеты, корзины с цветами и чествования были праздником не для нее. Ольге хотелось дня рождения только для себя одной, как ей устраивала в детстве горячо любимая бабушка. К бабушке она попадала обычно на второй день. Первый день проводила в кругу семьи.

Утром – подарок. Днем – торт со свечами. А вечером родители собирали разношерстных, но неизменно "нужных" гостей. Вечером центром внимания была не она, а ее "номенклатурный" папа. Да, в детстве и юности вечно занятые своими проблемами родители ее не баловали: на – и отвяжись!

Пусть она плохая мать и никудышная жена, но она хочет хоть один день в году жить для себя, не принадлежать всем сразу. Никто еще не дарил ей свободное время. Даже болонка мечтает побегать на свободе, хотя и в ошейнике.

И вот она уже въежает в самый обычный двор с некрашеными лавочками и покосившимся столиком для домино. Этот дом, дом ее бабушки по отцу, – корабль ее детства и ранней юности, расцвеченный сигнальными флажками трепещущего на ветру белья.

В этот дом она вырывалась из-под опеки своих "номенклатурных" родителей, чтобы погрузиться в стихию его двора и стать на несколько дней пацанкойоторвой, негласным предводителем в драках с пацанами из соседнего "генеральского" дома, в лихих набегах на цветочные плантации и яблони недалекого Ботанического сада. Как сладко замирало сердце в предвкушении опасности, когда делали подкоп под металлическим забором и попадали на охраняемую территорию сада. Как потом хвастались своей удачливостью, презирали трусов и маменькиных сынков.

В этом дворе она впервые затянулась сигаретой и выпила мутную жидкость под названием "Солнцедар", а опьянев, пела что-то несуразное и танцевала, пока добрая бабушка – ткачиха с "Трехгорки." – не увела ее домой. Двор любил Ольгу. Пацаны устраивали за гаражами ристалища с кровавыми соплями за право танцевать с ней до упаду под бешеные синкопы ВИА на открытой танц-веранде. В этом дворе Ольга впервые услышала от пацана с лиловым фингалом под глазом: "Оля, я тебя люблю навеки!" – и познала пьянящую боль первого поцелуя…

Теперь те пацаны пошли кто по тюрьмам, как тот мальчишка, признавшийся ей в любви, кто уехал строить БАМ и сгинул на просторах Сибири, кто спился или стал "пофигистом".

Бабушка давно умерла – оставив ей эту двухкомнатную квартиру, ключ от которой всегда лежал в ящике ее рабочего стола в офисе, рядом с ключом от гаража, который она великодушно уступила Скифу. Но даже ему она не уступила бы эту квартиру…

Тут даже бабки на лавочках у подъезда провожали ее понимающим, как ей казалось, взглядом, но, чтобы не будить память, тактично делали вид, что не узнают ее.

* * *

Она поднялась на пятый этаж. Открыла дверь заветным ключом.

С удовольствием скинула женские корсетные доспехи. Облачилась в мягкий халат и вольно расхаживала босиком по холодному паркету. Открыла бар, выпила сначала вишневки, потом земляничного ликера. Вкус того и другого напомнил ей дешевый "Солнцедар", которым ее впервые угостили дворовые ухажеры.

"Теперь сигарету", – подумала она и потянулась к сумочке. Вместе с пачкой "Вога" выдала визитная карточка Хабибуллы.