Русский Рокамболь

И Андрюшка, чтобы совладать с обуревающими его чувствами, отошел в глубь залы и сел в уютный уголок за трельяж.

Мрачно опустил он в пол свои злобно-задумчивые глаза и сидел неподвижно.

Он слышал, как граф и Флирт прошли во вторую залу, слышал даже, как там задвигались стулья; он все сидел неподвижно, не то прислушиваясь, не то обдумывая что-то.

Вдруг тихий разговор сбоку привлек его внимание.

Неподалеку сели двое только что вышедшие из соседней комнаты и говорили о графе.

Андрюшка инстинктивно насторожился.

— О, я его давно знаю, — говорил один, — это один из тех людей, которым судьба сильно ворожила… это баловень ее, но был, а не есть, теперь его дела очень плохи, и я удивляюсь даже, что вижу его тут…

— Где-нибудь достал деньги.

— Конечно. Но где? Вот вопрос… Впрочем, такой человек, как он, не останавливается ни перед чем…

— Но как он моложав для своих лет… Сколько ему?..

— Ему… Как вам сказать?.. Лет пятьдесят будет…

— Не может быть… черные волосы…

— Краска…

— А глаза?..

— Да, конечно, в нем еще масса жизни… но этот сорт жизненной силы я всегда сравниваю с движением махового колеса, с которого соскочил ремень привода… Оно еще вертится, но уже только по инерции, и в нем этой инерции много… Я повторяю вам, что я его давно знаю… Вы видели, как он посмотрел на меня, когда мы здоровались.

— Да-да… Я что-то странное заметил в его взгляде, как будто он смутился…

— И вы не ошиблись… О! Ему есть отчего смутиться при встрече со мной, поэтому-то я и говорю, что за жизнь, в полном значении ее, он отдаст все, положительно все, и честь, и имя, и связи родства… Это такой человек!.. Петербург для него то же, что вода для щуки. Он только тут и может жить, и долго будет жить… и хорошо будет жить… Сегодня у него, может быть, несколько тысяч, а завтра он будет идти пешком, не имея двугривенного на извозчика… Не знай я его прошлого так хорошо, я бы не говорил всего этого…

Глаза Андрюшки блеснули. Это был тот же блеск, который озарил их в сквере, рядом с Наташей, наивно рассказывавшей ему про его двойника.

Та же мрачная мысль загорелась в нем.

И действительно, новая идея озарила его преступную голову.

«Если это так, — подумал он, — то ко всем картам моей игры прибавился козырный туз».

И в тот же момент, придав своей физиономии самое беззаботное выражение, он тихо и степенно вышел из-за трельяжа и направился в кабинет. По дороге он встретил Флирта.

— Тот господин, — спросил он, — с которым вы говорили, и есть граф Радищев?

— Да.

— Представьте меня ему.

— С большим удовольствием… Вы будете играть?

— Пока нет!

— А после?

— Посмотрю…

— Игра будет очень интересна! Граф играет горячо…

— Так вы меня представьте?..

— Да хоть сейчас. Идемте!..

Андрюшка и Флирт вошли в кабинет, где лакеи уже ставили «заветный» стол, отличающийся от других богатыми инкрустациями из цветного дерева, а также и полным серебряным прибором, пепельницами, щеточками, оправами для мелков и двумя шандалами, на три свечи каждый.

— Граф! Позвольте вам представить господина Карицкого!

Иероним Иванович чуть привстал и небрежно подал руку молодому человеку, фамилия которого не говорила ему ровно ничего.

Но в то же время он зорко приглядывался к представляемому. Андрюшка выдержал его взгляд и с изяществом врожденного денди перекинулся несколькими фразами, более относящимися к любезности их общего хозяина, но граф улыбнулся тоже снисходительно и поощрительно и вновь начал прерванный разговор с соседом.

Сосед этот был какой-то горбоносый барон, беседу с которым он вел на немецком языке.

Через несколько минут выходивший зачем-то из кабинета Флирт объявил, что все готово и можно начинать… Партнеры сели. Андрюшка поместился поодаль и стал наблюдать за ставками графа.

Игра действительно была крупная, и Иерониму Ивановичу не везло. На лбу его от напряжения взбучилась жила, но губы старались складываться в любезно-небрежную улыбку.

Андрюшка видел, как он удваивал ставки и проигрывал одну за другою. Пачка сторублевых, только что вынутая из бумажника, растаяла мигом. Лицо его побагровело еще больше, слегка дрожащей рукой полез он в боковой карман и, как показалось Андрюшке, вытащил из сильно похудевшего бумажника последнюю пачку в тысячу.

Та же дрожащая бледная рука беспорядочно перегнула карту и положила на нее всю пачку. Андрюшка мельком увидел понтируемую карту и адски улыбнулся! Это была двойка пик…

Все затаили дыхание; все догадывались, что со стороны графа это была последняя ставка. Флирт, неизменно появляющийся в такие минуты, подошел на цыпочках, заложил руки за спину и устремил свои глаза на руки банкомета.

Само появление Флирта уже доказывало, что должно произойти нечто решительное.

— Вы говорите, в цвет и масть? — любезно переспросил банкомет.

— В цвет и масть! — глухо ответил граф и по привычке сделал усилие улыбнуться, но улыбка не удалась ему, она походила на гримасу от укола.

Карт легло направо и налево по нескольку десятков, но двойка не выходила.