Русский Рокамболь

Еще несколько минут, и новые беглецы были вне опасности. Шансы успеха усугублялись еще тем, что они попали прямо в густой ореховый кустарник, идущий вплоть до того места, где Савельевым была привязана лошадь с тележкой.

Надежда увидеть сына, а главное, спасти его от грозящей ему гибели окрыляла ноги графини настолько, что она временами опережала своих спутников.

И вот тележка с тремя седоками вскачь понеслась по пыльной дороге.

Где-то вдалеке просвистел поезд, и Савельев начал усиленно стегать лошадь, которая и без того совершала чудо быстроты.

Тележка подъехала к станции в тот самый момент, когда поезд уже подходил к платформе.

Наскоро передав деньги и лошадь подбежавшему мужику, Савельев крикнул ему, кому передать то и другое, а сам бросился в вокзал, таща за собой графиню.

Когда все сели в вагон и поезд тронулся, с графиней сделался обморок.

Полная удача

В будуаре Елены Николаевны царил полумрак.

Было около полудня, но шторы были еще спущены, потому что барышня делала свой интимный туалет перед громадным трюмо.

Трюмо это отражало красивую фигуру молодой девушки с округлыми плечами и полной грудью.

Одуряющий аромат наполнял комнату, огненные глаза смотрели в зеркало, и блеск их сливался с блеском белозубой улыбки.

Горничная Катя шнуровала сзади последние петли корсета, и толстое, молодое лицо ее покраснело от напряжения.

— А ты заметила, какие у него губы? — спросила Елена Николаевна, очевидно продолжая ранее начатый разговор. — Эти губы одни могут свести с ума… Слушай, Катька, ты влюблена в молодого графа, сознайся… Влюблена?.. Вот уж правда неожиданность… Я сперва думала, что он какой-нибудь невзрачный, и вдруг такой красавец. У меня просто голова закружилась, когда я поглядела на него… В ту ночь он мне снился… Туже, туже! Затяни, там еще осталось две петли.

Катя еще сильнее потянула за шнурки, корсет заскрипел, но не поддался.

— Не распустить ли, барышня? — робко спросила служанка.

— Нет-нет, не надо!

— Да уж очень у вас, барышня, талия нонче узкая стала, пальцами можно всю ее обхватить.

— Это и лучше…

— Того и гляди, переломитесь…

— Не беспокойся…

Елена Николаевна улыбнулась и молчаливо стала глядеть в зеркало.

— Послушай! — сказала она вдруг. — Если бы ты была мужчина… — Но не докончила и звонко захохотала.

Катя поднялась с колен и, стоя сзади, с улыбкой взглянула в зеркало:

— Если бы я была мужчина?.. Я бы сделала вот так…

И на оголенной спине красавицы отпечатался крепкий поцелуй.

Она вздрогнула и засмеялась каким-то отрывистым, словно задыхающимся хохотом.

Кате позволялись подобные вольности, и не только позволялись, но даже поощрялись. Елена Николаевна была девушка с большими странностями.

Когда все шнурки были завязаны и наброшена юбка, где-то вдали слабо затрещал электрический звонок.

— Кто это? Не он ли? — повернулась Елена Николаевна. — Поди, Катя, узнай скорей.

Горничная скрылась за зеркальной дверью, а Елена Николаевна осталась на месте, выжидательно закусив губу и глядя исподлобья в трюмо.

Потом она вдруг улыбнулась, подняла, как танцовщица, руки кверху, заложила их над головой и, не спуская с лица улыбки, застыла перед зеркалом.

— Барышня! Барышня! — запыхавшись, вбежала Катя. — Они! Они!.. Они приехали!..

Лицо Елены Николаевны не вспыхнуло, но зато блеснули глаза.

— Ну чего ты кидаешься как сумасшедшая!.. Куда он прошел? К батюшке?

— Да-с.

— Давай скорей одеваться!.. Ну, ну, живей корсаж!.. Нет, не этот!.. дура!..

И будуар наполнился суетнёю, отрывочными фразами и далеко не лестными эпитетами по адресу Кати.

Наконец Елена Николаевна была готова. В чудных темных волосах ее блестела бриллиантовая пряжка, светлое платье красиво оттеняло ее строгое античное лицо и полные руки, оголенные до локтей.

Приказав Кате, чтобы будуар был убран моментально, Елена Николаевна вышла в гостиную, прошла залу и остановилась у тяжелой ореховой двери кабинета отца.

Она нажала пуговку звонка и взглянула на дощечку, где было написано: «Не позвонив, не входите». Дощечка повернулась и, показав надпись «Войдите», захлопнулась опять. Елена Николаевна вошла в кабинет.

Старик сидел перед письменным столом, заваленным бумагами, а в кресле, сбоку, сидел он, только уже не в мундире студента, а во фраке.

Теперь он был еще красивее. Белоснежное белье делало его типичные черты еще более прекрасными, а темные глаза, в которых покоился такой таинственно манящий мрак, приняли выражение еще более значительное. Он встал и, грациозно раскланявшись, смело и прямо взглянул ей в лицо.

Она опустила свои глаза.

Старик, следивший за обоими, слабо улыбнулся и, казалось, был очень доволен этой встречей. «Какая чудесная пара!» — мелькнуло у него в голове, а вслух он сказал:

— Граф приехал сегодня формально просить твоей руки, Леля…

Андрюшка поклонился, а Елена Николаевна, сердито сдвинув брови, отвечала:

— Я не даю своей руки раньше своего сердца, граф… Слышите, вы, — она сделала ударение на «вы», — должны сперва взять его.