Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина

— Что ты несешь! Я даже не помню, что там было. Уверен, что нам в коньяк подсыпали какую-то гадость. Как думаешь, Платон?

— Ты забыл, что меня с вами не было.

— Черт! — с досадой вскричал Барский. — Вечно, когда нужно, тебя рядом нет! Пострадать из-за какой-то бабы! Ну, покуражились! Но не съели же мы ее той ночью! Целехонькая наутро была, я точно помню.

— Такое дело… — вдруг замялся Оборотов. — Я тебе не говорил… Через год горничная родила.

— Ни хрена себе! — воскликнул Барский. — Это что же получается? Мы с тобой молочные отцы?

— Ты о чем? — встревожился Оборотов.

— Помнишь, как в общаге называют парней, переспавших с одной девчонкой? Молочные братья. Следовательно, мы с тобой молочные отцы.

В дверях неслышно нарисовалась Изольда.

— Владлен Леопольдович, к вам какой-то ветеран войны тут один рвется. Не уйду, говорит, пока не примет.

— Как зовут твоего ветерана?

— Максим Максимыч Соколов.

Оборотов затрясся от злости.

— Какая наглость! Гони этого ветерана, чтобы духу его тут не было! — закричал он. — Гони в шею!

— Но вы же ж сами распорядились, — испугалась Изольда, — чтоб ветеранов без очереди пускать.

— В шею! — визжал Оборотов.

— Молчать! — властно приказал Недошивин. — Я сам с ним поговорю.

— Ах, Максим Максимыч! — укоризненно говорил он смущенному Соколову, ибо тот не ожидал встретить Недошивина в райкоме.

— Прости меня, майор, — отвечал Соколов. — Веришь ли, сам себя перестал понимать. Спасибо, конечно, за мальчика. Но ты пойми… Вот помогу я ему, воспитаю. Но дальше-то что? Ведь спросит меня мало́й однажды: кто его мамку убил? А я? Мол, Гена Воробьев?

— К тому времени Воробья уже выпустят, — тихо сказал Недошивин. — Мне это на сто процентов обещали…

— Воробья выпустят. А парень будет думать, что тот — убийца его матери. А если отомстить решит?

— Что я могу сделать?

— Помоги мне, майор! Вижу я, не сука ты, человек! Помоги настоящего убийцу найти!

— Я сдал вам Гнеушева!

— Гнеушев не убивал.

Недошивин нахмурился.

— И вы ему поверили? Впрочем, я предвидел, что он обведет вас вокруг пальца.

— Я себе верю, Платон. И еще тебе немного. И если ты не знаешь, что Гнеушев Лизу не убивал, значит, тебя самого водят вокруг пальца.

Недошивин молчал.

— Я это дело кожей чувствую, — продолжал Соколов. — Что-то тут нечисто. С какого рожна стал бы твой генерал отдавать приказ устранять какую-то горничную? Даже если бы знал, что она от зятя его забеременела. Зачем? Несолидно. И потом, почему они спрятали ребенка от Лизы? Мало ли еще чей он? Может, того же Воробья? Нет, тут какой-то другой расчет.

Кто-то из ваших людей передал с Гнеушевым письмо для Лизы. Что в нем было, Гнеушев не знает, и тут я ему верю. Скорее всего, ей сообщили, что мальчик жив и ждет не дождется своей мамы. Подружка Лизы Катя сказала, что Лиза плясала от счастья, когда получила это письмо. Она ему поверила, значит, автор письма был ей знаком. Тем утром она спешила на скорый курортный поезд, чтобы поскорей добраться до Города. В парке ее кто-то встретил. Но не Гнеушев, Гнеушев той ночью находился в гостинице вместе с Палисадовым. Когда Палисадову доложили об убийстве, Гнеушев понял, что его подставили. Тогда вместо того, чтобы тихо смыться, он устроил спектакль с опозданием на поезд.

— Но зачем?

— Чтобы засветиться и засветить Палисадова.

— Вы не поняли. Зачем было кому-то подставлять Гнеушева?

— Вот этого я не знаю… У вашей организации свои причуды…

Недошивин задумался.

— Кажется, я понял, — сказал он. — Это не Гнеушева подставили. Подставили людей, на которых он работает. Подставили лично генерала Рябова. Вот почему он взбесился, когда узнал про убийство. А я-то подумал, что дело в его дочери Полине… Рябов сам ничего не понимает в деле Половинкиной и заинтересован в вашем расследовании. Он доверяет вашей мужицкой интуиции.

— Рябов приказал свалить убийство на Воробьева?

— На кого угодно, лишь бы на местного. Если бы на самый верх дошел слушок, что генерал руками своего агента, которому цены нет, устраняет провинциальных любовниц своего зятя…

— Неужели выперли бы со службы?

— С нашей работы уходят только на тот свет.

— То есть?

— После такого скандала Анастас Григорьевич, как офицер и чекист, должен был бы застрелиться.

— Ах, бедолага!

— Вот вы все иронизируете, Максим Максимыч, — с упреком начал Недошивин, — а между тем…

— А между тем, дорогой майор, — перебил его Соколов, — вы эту кашу и заварили.

— Мы? — удивился Недошивин.

— А кто еще? Только ты об этом не думаешь. Тебя генерал Рябов интересует. У вас же, мать вашу, крупные государственные интересы! А то, что вы стольким людям жизни поломали, на это вам наплевать. Вот ты считай, майор. Лиза мертвая — раз. Генка Воробей на зоне ни за что ни про что — два. Теперь мальчишка. Кто его отец? Наконец, я. Немолодой уже мужик, буду воспитывать сына неизвестно кого. Может, подлеца Палисадова, который надо мной же смеяться будет.

— В самом деле… — всерьез задумался Недошивин.

— Почему сразу не сказал об интересе генерала ко мне?

— Рябов хотел сначала проверить вас на Гнеушеве.

— Проверил? Тогда веди меня к нему…