Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина

— Шутки в сторону! — рассердился генерал. — Я сказал это для того, чтобы ты слепым кутьком в угол не тыкался, а имел всю информацию. Очень я надеюсь на тебя, Соколов! Распутай мне это дело. Третьего мне ищи! Слышишь — третьего! Если это Вирский, то еще полбеды. Но сдается мне, что не он. Вирский — трус. Он бы против меня пойти не рискнул.

Ваню Половинкина, одетого в белую рубашку и новые шорты с гольфиками, подвела к капитану приятно улыбавшаяся воспитательница детского приюта имени Александра Матросова.

— Вот, Ванечка! С этим дядей ты будешь жить.

— Ты кто? — спросил шестилетний парень, строго глядя на Соколова.

— Я-то? — растерялся Максим Максимыч. — Я-то человек. И ты, Ваня, тоже человек. Вот и будем мы с тобой вместе жить, по-людски.

— Угу, — согласился Ваня и заплакал, уткнувшись носом в живот капитана.

Часть вторая Ася

Глава первая Молитва пастора Брауна

Пресвитер небольшой церкви на рабочей окраине Питсбурга пастор Браун поздно вечером сидел в саду в плетеном кресле и при свете ночного фонаря читал свою любимую Книгу Ионы.

«…встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня. И встал Иона, чтобы бежать…»

По правде говоря, место, где сидел пастор Браун, назвать садом можно было только из уважения к седовласому старичку, посадившему и вырастившему этот сад своими руками. На маленькой песчаной площадке перед домом он насыпал плодородной земли, собственноручно навозив ее тачкой с клубничных плантаций, посеял «мавританский» газон, разбил клумбочки и высадил пятнадцать карликовых деревьев с экзотическими названиями, записанными в особую книжицу. Эти саженцы пастор Браун за немалые деньги купил в главном ботаническом саду штата Пенсильвания, и за двадцать лет они подросли ровно на десять дюймов.

Но пастора Брауна не огорчал их медленный рост. Он помнил то, что говорил ему продавец: «Эти деревья растут так же незаметно, как наши близкие, которых мы видим каждый день, и живут столько же, сколько они».

Пресвитера не смущало, что садик выходил на проезжую улицу и с наступлением темноты, при свете внутреннего фонаря, представлял собой освещенную сцену, где пастор был единственным актером, игравшим роль одинокого старика, расположившегося в кресле с Вечной Книгой. После смерти Долорес таким же душным летним вечером, когда она бросилась за незнакомой кошкой и была сбита будто с небес свалившимся огромным грузовым «фордом», пастор Браун почему-то еще больше привязался к этому месту. Злополучная кошка, не получившая при столкновении с грузовиком ни единой царапины, стала его любимицей и сейчас лежала, свернувшись, у него на коленях и мурлыкала, заглушая стрекот цикад. Старику нравилось сидеть на глазах редких вечерних прохожих. Это скрашивало его одиночество.

«Тогда сказали ему: скажи нам, за кого постигла нас эта беда? какое твое занятие, и откуда идешь ты? где твоя страна, и из какого ты народа?»

Браун уронил книгу на траву и заплакал, жалко, по-стариковски. Испуганная кошка спрыгнула с его колен.

Уже двое суток Джон находится в Москве и ни разу не позвонил. Прежде, когда мальчик учился в Нью-Йорке, они не виделись неделями, но это было совсем другое. Что-то подсказывало отцовскому сердцу, что с Джоном случилась беда. Вирскому Браун звонил дважды, и тот заверил, что все идет хорошо, что он следит за мальчиком и доволен им. Но что-то Вирский недоговаривал, и старик задавал новые и новые вопросы. В конце последнего телефонного разговора Вирский с раздражением намекнул, что не хотел бы слишком частых звонков от Брауна. Он, отец Браун, воспитал Джона для Ордена. Теперь Орден позаботится о Джоне.

Формально Вирский был прав. Никто из членов Ордена не смел подвергать сомнению решения Верховных Рыцарей. Однако что-то в Вирском не нравилось Брауну. Против него протестовала его душа.

Да он просто использовал семью Браунов как питомник для выращивания русского мальчика! Теперь старый пресвитер это ясно понимал. Пятнадцать лет назад к Браунам явился мужчина высокого роста, спортивного телосложения, в белом костюме и, как заметила Долорес, с прекрасно ухоженными ногтями. По-английски он говорил хорошо, с еле заметным акцентом, но кто в Америке замечает акцент? Он предложил Браунам усыновить восьмилетнего ребенка из СССР. Здорового, без плохой наследственности.

Браун удивился. Разве в СССР некому усыновить сироту? Кто позволит вывезти ребенка? Ведь это политический скандал. Это наши проблемы, сказал визитер. В СССР жизнь мальчика под угрозой. Его разыскивают влиятельные люди, заинтересованные в его смерти. Браунам предлагается спасти невинное создание. За это гарантируется ежемесячная солидная сумма.

Это была ошибка. Пастор Браун отказался в самой жесткой форме. Это грязное дело, заявил он незнакомцу. Все дела с большими деньгами — грязные дела. Мы с женой не будем участвовать в грязном деле.