Русский романс

Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли.

Не слышно на палубе песен,

И Красное море волною шумит,
А берег суровый и тесен, —
Как вспомнишь, так сердце болит.

На баке уж восемь пробило, —

Товарища надо сменить.
По трапу едва он спустился,
Механик кричит: «Шевелись!»

«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —

Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем прогорят;
В котлах не сдержать мне уж пару.

Пойди заяви, что я заболел

И вахту, не кончив, бросаю.
Весь потом истек, от жары изнемог,
Работать нет сил — умираю».

Товарищ ушел… Лопатку схватил,

Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило:

Лицо его, плечи, открытую грудь

И пот, с них струившийся градом, —
О, если бы мог кто туда заглянуть,
Назвал кочегарку бы адом!

Котлы паровые зловеще шумят,

От силы паров содрогаясь,
Как тысячи змей пары же шипят,
Из труб кое-где пробиваясь.

А он, извиваясь пред жарким огнем,

Лопатой бросал ловко уголь;
Внизу было мрачно: луч солнца и днем
Не может проникнуть в тот угол.

Нет ветра сегодня, нет мочи стоять.

Согрелась вода, душно, жарко, —
Термометр поднялся на сорок пять,
Без воздуха вся кочегарка.

Окончив кидать, он напился воды —

Воды опресненной, не чистой,
С лица его падал пот, сажи следы.
Услышал он речь машиниста:

«Ты, вахты не кончив, не смеешь бросать,

Механик тобой недоволен.
Ты к доктору должен пойти и сказать, —
Лекарство он даст, если болен».

За поручни слабо хватаясь рукой,

По трапу наверх он взбирался;
Идти за лекарством в приемный покой
Не мог — от жары задыхался.

На палубу вышел — сознанья уж нет,

В глазах его всё помутилось,
Увидел на миг ослепительный свет,
Упал… Сердце больше не билось…

К нему подбежали с холодной водой,

Стараясь привесть его в чувство,
Но доктор сказал, покачав головой:
«Бессильно здесь наше искусство…»

Всю ночь в лазарете покойник лежал,

В костюме матроса одетый;
В руках на груди крест из воску держал;
Воск таял, жарою согретый.

Проститься с товарищем утром пришли

Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему поднесли —
Колосник обгорелый и ржавый.

К ногам привязали ему колосник,

В простыню его труп обернули;
Пришел пароходный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.

Был чист, неподвижен в тот миг океан,

Как зеркало воды блестели;
Явилось начальство, пришел капитан,
И «вечную память» пропели.

Доску приподняли дрожащей рукой,

И в саване тело скользнуло,
В пучине глубокой, безвестной морской
Навеки, плеснув, утонуло.

Напрасно старушка ждет сына домой;

Ей скажут, она зарыдает…
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.