Русский романс

АЛЕКСАНДР БЛОК (1880–1921)

629. «Зимний ветер играет с терновником…» [628]

Зимний ветер играет с терновником,
Задувает в огне свечу.
Ты ушла на свиданье с любовником.
Я один. Я прощу. Я молчу.

Ты не знаешь, кому ты молишься —

Он играет и шутит с тобой.
О терновник холодный уколешься,
Возвращаясь ночью домой.

Но, давно прислушавшись к счастью,

У окна я тебя подожду.
Ты ему отдаешься со страстью.
Все равно. Я тайну блюду.

Все, что в сердце твоем туманится,

Станет ясно в моей тишине.
И, когда он с тобой расстанется,
Ты признаешься только мне.

1903

630. «В голубой далекой спаленке…» [629]

В голубой далекой спаленке
Твой ребенок опочил.
Тихо вылез карлик маленький
И часы остановил.

Всё, как было. Только странная

Воцарилась тишина.
И в окне твоем — туманная
Только улица страшна.

Словно что-то недосказано,

Что всегда звучит, всегда…
Нить какая-то развязана,
Сочетавшая года.

И прошла ты, сонно-белая.

Вдоль по комнатам одна.
Опустила, вся несмелая,
Штору синего окна.

И потом, едва заметная,

Тонкий полог подняла.
И, как время безрассветная,
Шевелясь, поникла мгла.

Стало тихо в дальней спаленке —

Синий сумрак и покой,
Оттого, что карлик маленький
Держит маятник рукой.

1905

631. «Не спят, не помнят, не торгуют…» [630]

Не спят, не помнят, не торгуют.
Над черным городом, как стон,
Стоит, терзая ночь глухую,
Торжественный пасхальный звон.

Над человеческим созданьем,

Которое он в землю вбил,
Над смрадом, смертью и страданьем
Трезвонят до потери сил…

Над мировою чепухою;

Над всем, чему нельзя помочь;
Звонят над шубкой меховою,
В которой ты была в ту ночь.

1909

632. «Приближается звук. И, покорна щемящему звуку…» [631]

Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,
        Молодеет душа.
И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,
        Не дыша.

Снится — снова я мальчик, и снова любовник,

        И овраг, и бурьян,
И в бурьяне — колючий шиповник,
        И вечерний туман.

Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,

        Старый дом глянет в сердце мое,
Глянет небо опять, розовея от краю до краю,
        И окошко твое.

Этот голос — он твой, и его непонятному звуку

        Жизнь и горе отдам,
Хоть во сне твою прежнюю милую руку
        Прижимая к губам.

1912

633. «Ночь, улица, фонарь, аптека…» [632]

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

1912

634. «Ты — как отзвук забытого гимна…» [633]