Читаем Русский романтизм полностью

1) В. В. С и п о в с'к и й, „Пушкин и его современники", вып. 22 — 24,

стр. 277.

настроениях Ленского он видел лишь темноту и вялость, а

романтизма „нимало". С нашей точки зрения нынешней Пуш-

кин в своей беглой заметке указал единственно верный путь

к пресловутому определению романтизма. Речь ведь идет

о литературном направлении, о стиле. Сущность романтизма

искали в увлечении стариной и народностью, в беспокойных

стремлениях и неприятии мира, в культе гениев и сильных

натур, в отсутствии „правил" и т. д. Ее прежде всего нужно

было бы искать в самом стиле. В этом именно направлении

после В е с е л о в с к о г о , гр. Д е л а - Б а р т а и других и идут

современные исследователи. Занимаясь сравнительно-стилисти-

ческим анализом некоторых произведений В. Брюсова и Пуш-

кина, один из них дает такую характеристику классического

и романтического стиля: „для классического стиля характерна

сознательность и разумность в выборе и употреблении слов—

вещественно-логический принцип словосочетания. Соединение

слов всегда единственное, индивидуальное, неповторяемое

в таком сочетании; связь между эпитетом и его предметом

синтетическая, так что эпитет вносит существенно новую

художественную черту в определение предмета. Синтаксиче-

ское построение является строгим, логическим расчлененным

и гармоничным. Композиционное целое распадается на ясные

и легко обозримые части. В общем, элемент смысла, вещест-

венного значения слов управляет сложением поэтического

произведения. Внешние, наиболее заметные признаки такого

стиля отмечались не раз: стремление слова стать точным

понятием, метонимические обобщения и перифраза, обилие

сентенций в эпиграмматически законченной форме, за-

остренных в форме логической антитезы, распределенной

в ритмически параллельных стихах, связанных между собою

парной рифмой. В противоположность этому, для романтиче-

ского стиля характерно преобладание стихии эмоциональной

и напевной, желание воздействовать на слушателя скорее

звуком, чем смыслом слов, вызвать „настроение", т. е. смутные;

точнее неопределимые лирические переживания в эмоционально

взволнованной душе воспринимающего. Логический или ве-

щественный смысл слов может быть затемнен; слова лишь

намекают на некоторое общее и неопределенное значение;

целая группа слов имеет одинаковый смысл, определяемый

общей эмоциальной окраской всего выражения..* Эмоциональ-

ный синтаксис характеризируется лирическими восклицаниями,

вопросами и многоточиями. Основной художественный прин-

цип это — повторение отдельных звуков и слов или целых

стихов, создающее впечатление эмоционального нагнетания,

лирического сгущения впечатления. Параллелизм и повторение

простейших синтаксических единиц определяют собой постро-

ение синтаксического целого. Общая композиция художе-

ственного произведения всегда окрашена лирически и обнару-

живает эмоциональное участие автора в изображаемом им

повествовании и действии" 1).

Приношу извинение читателю за столь длинную цитату,

но это одна из лучших характеристик романтического стиля,

какой мы располагаем, а вместе с тем сколько спорного

заключается и в ней. Неточность ее обобщений объясняется,

между прочим, основным положением книги, отожествляющей

романтизм XVIII — XIX в. в. с символизмом конца XIX века

и считающей русских символистов „типичными представите-

лями романтической поэтики". Это положение представляется

мне сомнительным, но к нему я вернусь ниже. Пока отметим,

что. например, повторение, которое считается в цитате

основным художественным принципом романтического стиля—

характерно, во первых, далеко не для всех романтиков, а во

вторых, что оно наблюдается ведь в лирической и лиро-эпи-

ческой поэзии всякий раз, как в ней сказывается влияние

устного творчества народной песни; повторения мы найдем

в изобилии у Гете, у Шиллера, которых к типичным роман-

тикам мы не причислим; мы найдем их у Кольцова, Никитина,

Некрасова и других стилизаторов народной песни, наконец,

в самой этой песне, которую едва ли мы отнесем к про-

дуктам романтического .стиля. Другое возражение приходится

сделать относительно „полноты смысла слова". Если автор

здесь прав в части утверждения, касающейся логического

смысла, то едва ли можно с ним согласиться там, где он

говорит о вещественном смысле. Между прочим, именно при-

страстие к метонимическим обобщениям, к перифразам и уво-

дило классиков в сторону от вещественного смысла. Он не

нужен был для разрешения художественно-идеологической

задачи классического стиля в литературе: передавать посто-

янную, непреходящую „идеальную" суть видимых вещей,

обобщать разрозненные временем и местом явления. В наклон-

ности к перифразам, с одной стороны, крылась для класси-

цизма опасность сбиться с пути к слову — как точному понятию

в словесную темноту и путаницу; здесь то классицизм и

нашел для себя гибель, подобно тому, как позже романтизм

нашел ее в гипертрофированном метафоризме (вспомним

В. Гюго в его последних стихотворных сборниках и под.).

Вызывают недоумения также, например, слова об эпитете,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение