Русский рыцарь

– Очнулся, – удовлетворенно произнесла она.

– Живучий паренек, – сказал с усмешкой появившийся рядом с женщиной старик.

– Где моя дуда? – выдавил из себя Фотий.

– У меня, – ответил старик.

– Кто вы? – спросил юноша.

Женщина гордо вскинула голову.

– Я дочь киевского князя Мстислава Владимировича. На родине меня крестили Евпраксией, а здесь назвали Зоей.

Фотий, конечно же слышал о славном Мстиславе Владимировиче, прозванном на Руси Великим. Хоть и умер этот князь пятнадцать лет назад, память о нем была еще жива.

– А как ты в Царьград попала? – поинтересовался музыкант.

Зоя окинула его пронизывающим взглядом.

– Как все девицы нашего семейства попадают в чужие земли: царь Иоанн взял меня за своего старшего сына, упокой их обоих Боже. А ты кто есть и отколь будешь?

Тяжело вздохнув, юноша начал рассказ:

– Христианское мое имя – Фотий, а на родине меня кликали Гудимом, и жил я в селе Радимычи, вотчине боярина Любима Радковича, что недалече от рубежей с Угорским королевством. Запрошлым летом, когда мы с братом Лепко собирали в лесу орехи, на нас напали тати окаянные. Я помог брату утечь, а сам не сумел. Как увидал главный тать мою дуду – она почитай всегда была со мной, – велел мне на ней сыграть. Потом отвели меня тати к королю угорскому, и стал я королевским дударем. Вроде и жизнь была сытной, а все одно в полоне не сладко. Дважды я утекал, но меня ловили. А нынешним летом угорский король подарил меня франкской королеве. Вместе с франками я и попал сюда.

– Но франки уже ушли.

– А я остался. Как не далеко от Царьграда до моей отчизны, но все же ближе, чем от Палестины.

Зоя осуждающе покачала головой.

– Многие русские люди ворочаются в отчизну и из Святой земли, а те, коих там смерть настигает, удостаиваются великой милости Божьей – покоиться в местах, где ступала нога Спасителя.

– Права ты, Евпраксия Мстиславовна: недостойный я сын Господа нашего, – виновато забормотал Фотий. – Вон князь Борис Кальманович не устрашился дальнего пути к христианским святыням.

– Борис Кальманович? – удивилась Зоя.

– Ну, да, – подтвердил музыкант. – Он пристал к королю Людовику, но имени своего настоящего франкам не назвал.

– А как ты его признал?

– Я видал Бориса Кальмановича, когда он гостил у нашего князя Владимирко Володарьевича.

Синие глаза Зои погрустнели.

– Помню я Бориску Угринчика. Он был мальцом-несмышленышем, когда мы расстались, поглядеть бы на него нынче.

– Бориса Кальманович и король Гёза похожи меж собой, – заметил Фотий.

Зоя кинула.

– Понятное дело! Кровь у них одна, хоть Гёза и отрекается от родства с Борисом.

Внезапно у Фотия потемнело в глазах, и он слабо застонал.

– Что, похужело тебе? – спросила Зоя.

– Малость очи затмило, – произнес юноша слабым голосом.

– Тогда довольно тебя пытать. Скажи токмо напоследок, чем ты Андроника так озлил, что он велел расправу над тобой учинить?

Фотий смущенно поведал о том, что случилось в доме любовницы Андроника Комнина. Зоя посмотрела на него с сочувствием.

– Ты еще легко отделался: мог бы и вовсе жизни лишиться, кабы не мой Увар, – она указала на старика. – Он услыхал, как ты вопишь по-русски, и опосля ухода людей Андроника позаботился о том, чтобы тебя принесли в мои покои.

– Спасибо тебе, добрый человек, – обратился Фотий к старику. – Кабы не твоя забота, сдох бы я под кустом как собака.

– Русский русскому должен помочь, – отозвался Увар.

Зоя поднялась.

– Ладно, набирайся покуда сил, а потом будешь мне служить.

– А Андроник на тебя не осерчает? – спросил Фотий.

– Пущай серчает! – презрительно хмыкнула Зоя. – Он мне ничего мне не сделает. Андроник, уверовал в бабьи пересуды, что я кудесница, и боится меня. Он ведь трус первейший: много чего страшится, а более всего – колдовства.

Как только она вышла, Фотий закрыл глаза и мгновенно уснул.

Глава 7 Река Меандр

Страх, мучивший ЛюдовикаVII после битвы под Дорелеей, заставил его изменить заранее намеченный маршрут и двинулся через малопроходимые горы, где у турок не было больших сил. К французским крестоносцам присоединился и небольшой отряд германских рыцарей и ратников, сохранивших после разгрома боеспособность, во главе с королем Конрадом и герцогом Швабским.

В Эфесе германский король расхворался и был вынужден отказаться от дальнейшего участия в походе. Он сообщил Людовику, что возвращается морем в Константинополь, где перезимует, а по весне со свежими силами (набранными за зиму вербовщиками) возобновит «заморское паломничество». Ранним туманным утром союзник французского короля уплыл из Эфеса, забрав с собой племянника Фридриха Швабского и всех своих людей, уместившихся на одном греческом судне. Уехал и Андрей Юрьевич, который уже не стремился в Палестину, а хотел вернуться на родину. Прощаясь с Борисом, князь сказал ему:

– Помни, что, коли у тебя с царем Мануилом ничего не выйдет и не будет иных поборников, ты всегда найдешь приют у меня.

– Спасибо на добром слове, – поблагодарил Борис.

Они разъехались каждый в свою сторону: один отправился в столицу Византийской империи, другой – к Святой земле.