Русский с «Титаника»

На арене было с пару дюжин этих неприятных соседей человека, и они буквально неистовствовали! Всех оттенков – серые, рыжие, какие-то пегие твари набрасывались друг на друга и яростно рвали, помогая себе воинственным писком и размахиванием длинных голых хвостов. Сейчас побеждал здоровый черный самец, судя по возгласам, тот самый Барабас[14]. Движения его были стремительны и безупречны. Он придавливал соперника лапами, рвал когтями, впивался зубами, оставляя рваные раны.

Собравшиеся волновались и кричали. Возгласы ведущего, проклятия проигравшихся, звон монет и писк грызунов (кто бы подумал, что эти твари могут так громко орать?!) – все смешивалось в общий адский концерт.

– Десять монет за то, что Корсар сдохнет на пятой минуте!

– Тридцать, что Рыжий порвет Бесхвостого!

– Гинея за Мамашку!

– Джером, твой крысюк сдох! Гони шиллинг, зануда!

– Рви! Грызи! Давай! – раздавалось со всех сторон.

Запах крови раненых сородичей вызывал у сражающихся желание схватить зубами соперника, разорвать, съесть его. Грызуны бились, как одержимые.

Юрий даже подумал, что перед тем, как выпустить в этот импровизированный маленький «колизей» (так сказать, «колизеец»), пасюков не кормили, по крайней мере, пару дней.

Немолодой матрос с татуировкой на шее время от времени утаскивал длинным крюком с арены трупики тех, кому не повезло, да еще обрызгивал остающихся едко пахнущим керосином из жестяного помятого кофейника.

– Видали? Когда крысы вдыхают керосиновые пары, эти маленькие мерзавцы становятся просто настоящими дьяволами! – пояснил О’Коннери.

Но вот крысы закончились, причем Барабаса почти перед самым концом сразил ловким укусом в шею какой-то молодой самец с полуоторванным хвостом, чтобы через минуту самому истечь кровью. Публика принялась делить выигрыши с божбой и угрозами.

– Сколопендра ты ядовитая, попробуй только не заплати мой соверен! – бушевал, налившись кровью, повар, наступая на юного, лет шестнадцати, угольщика. – Попробуй, и я своими руками засуну тебя в твою же топку! Можешь плюнуть мне в рожу, если я не затолкаю тебя под котел, поросенок ты этакий!!

– И как вам развлечение?! – осведомился Саймон, когда они вернулись в кубрик. – Как раз для вашей книги!

– Да как сказать… Я вообще-то больше тайнами морей интересуюсь! – сделал Ростовцев неопределенный жест.

– Хотите про русалок да Дэви Джонса? Или еще какие сказки? Или про «Марию Целесту»?

– Ну, как раз про нее я знаю, история старая и хорошо известная.

– Хорошо-о… – презрительно протянул ирландец. – Читал я, что газеты на эту тему сочиняли, хоть и не большой грамотей. Как придумают, так хоть беги, хоть ругайся! Походили бы они, эти писаки, по кабакам да послушали, что настоящие морские волки говорят! Вот вы сказали, история известная да понятная? А вот скажите, почему крышки носового трюма лежали на палубе вверх днищем? Так их только портовые грузчики кладут! Кто до такой простой вещи додумался?

Он лукаво прищурился.

– Почему, к примеру, окна кормовой надстройки были заколочены, а световые люки в кают-компании и каюте капитана открыты настежь? Почему запись на грифельной доске в кубрике сделана не рукой капитана, не рукой его помощника и не рукой штурмана? Почему на поручнях правого борта были следы ударов топором? Кого они там рубили?! Почему были изорваны паруса, если «Мария Целеста» ни в какой шторм не попадала (да и не было тогда штормов)? Почему в каюте штурмана оказался ящик с плотницким инструментом? Он что, стамеской долготу замерял? Не знаете? Вот и никто не знает! А если кто и узнал чего, так, видать, хорошо спрятали, потому как есть вещи, про которые не говорят…

«Это какие же?» – хотел спросить Ростовцев, но почему-то смолчал.

– А думаете эта «Мария Целеста» одна такая? – О’Коннери покачал головой. – Вот только полгода назад спасательная команда с судна, где ходит машинистом мой племянник, наткнулась на клипер «Мальборо». Знаете сколько его носило по водам? Ни за что не угадаете – двадцать три года! И что занятно, как племяш вспоминал, судно все было покрыто зеленоватой такой плесенью, а корпус не сгнил и не проржавел. На мостике «Мальборо» лежал скелет – парень помер прямо у штурвала. И скажите на милость, почему шторма да ветра те кости не смыли за борт? Нашли по кубрикам да каютам еще двадцать таких – умерли, где лежали или стояли… А в бортовом журнале самая последняя запись знаете какая была?

– И какая же?