Русский с «Титаника»

На небольшой поляне, зажатой между изломанными горами и непроходимыми дебрями, у ночного костра устроился старик. Возле него небольшой охотничий лук и тощий заплечных мешок. Человек понимающий угадал бы по одежде и нашитым бубенцам, что перед ним шаман, но не здешних лесных бродячих племен, а из народов, живущих к югу от тайги – степной шаман. Человек знающий – что этот шаман не последнего посвящения. А человек проницательный догадался бы, что шаман здесь не просто так, и предпочел бы обойти его костер стороной – мало ли?

Однако вокруг никого не было да и вообще уже седьмой день – с тех пор как он выбрался из ветхого челнока на плесе реки Катанги, он не встречал живых людей.

Дайян Дэрхе сидел у огня, глядя на пляшущие языки пламени, освещающие его смуглое лицо, изрезанное глубокими морщинами. Непонятно было, куда устремлен его взгляд – в огонь или сквозь него. Он словно дремал – вернее, и в самом деле дремал с открытыми глазами.

Ведь Дэрхэ шел по тайге сегодня весь день и очень устал, хотя и был еще крепок для своих лет.

Он смотрел на то, как в пламени являются и исчезают причудливые силуэты – образы самых разных людей, встреченных им за долгую жизнь. Вот грузный полуседой мужчина с шаманским посохом – не раз этот посох гулял по его спине и плечам – суров был наставник Эрдэн и не прощал ошибок. Вот сгорбленная старуха в яркой шелковой одежде и древних серебряных монистах – мать, какой он запомнил ее в последнюю встречу. Вот низенькая круглолицая молоденькая женщина в белой шубке протягивала ему укутанного в меха младенца… Жена Чечек и их сын Ламсан – их унес черный мор.

…Тэб-Тэнгри явился неслышно. Вот его не было – и вот уже вышел из за кривой лиственницы и молча присел на землю – поближе к неяркому отсвету углей, и золотисто-красный отсвет растекся по острым скулам и высокому лбу, пятная негустую бородку… Сейчас перед старым Дэрхэ был не Великий Шаман Степи времен своего величия и могущества – в роскошной собольей шубе и кафтане с золотыми пуговицами. И не голый, бледно-синий мертвец, являвшийся так часто в ночных кошмарах; такой, каким его перекинутого через седло привезли к стойбищу пьяные нукеры Субудая и как тушу застреленного сайгака швырнули наземь.

А совсем другой: молодой, худой, жилистый и веселый – в рваных сапогах-чорохах и облезлой лисьей шапке – такой, каким старый Дэрхэ его увидел впервые.

Вот он ударил в свой дунгур[22], и старику почудилось, будто он проваливается в небытие. Вот Тэб-Тэнгри пустился в пляс, колотя в бубен…

Дайян открыл глаза. Это не было похоже на обычный сон… Должно быть, это странное место – место силы – из тех, в которых линии судеб переплетаются по своим невероятным законам, которыми управляет разве что шаманский бубен и завывающий северный ветер. Сама судьба словно напоминает старику, как все начиналось. Как начиналась эта история, что опрокинула прежний мир и сокрушила многие царства, унеся невесть сколько людских жизней.

…Когда Тэмуджин – сын Есугея взял хорезмийские богатые города, обрушил в прах чжурчженские твердыни… нет, еще раньше – когда подмял под себя Степь, в кочевьях – с оглядкой и полушепотом – стали говорить, что дело нечисто с этим рыжебородым. Говорили разное – что отцом его стал некий мангус[23], принявший облик Есугея и проникший на ложе Оэлун-хатун, оттого мол и был он жесток с братьями, убив Бектера и унизив Хасара. Говорили и иное: что в юности, грабя курганы среди таких же разбойников – «людей длинной воли», раскопал он могилу колдуна времен давних и древних, и скованные тем демоны вырвались на свободу и вселились в него. И еще – что на горе Бурхан-Халдун, скитаясь, одинокий и разгромленный, нашел он пещеру, а в ней капище народа без следа сгинувшего во тьме времен. И забытые боги умершего народа пообещали ему помощь в обмен на жертвы и поклонение. И поклялся он семью страшными клятвами, что всякий убитый его нукерами станет их жертвой! Разное болтали, пока страх не запечатал рты. Но правды не знал никто. Никто, кроме Тэб-Тэнгри и него – Дайян Дэрхэ.

Было все почти так – но не так. Да, Тьма помогала сыну Есугея. И началось это очень-очень давно – у родившихся тогда детей уже взрослые внуки…

Тогда еще не было Тэб-Тэнгри, как не было и Дайян Дэрхэ. Были Кокэчу – сын нойона Мунлика и Жамсаран – сын шаманки Сай и неведомого табунщика – много их побывало на ложе любвеобильной хозяйки духов… Кокэчу с детства уходил в степь и бесновался там, а потом говорил странные вещи – но они нередко сбывались. В дальних закатных странах таких, как говорят, сжигают на костре, но люди Степи знают, что подобному человеку прямая дорога в шаманы, кои заклинают духов и находятся под их покровительством. Отец-нойон и отправил вошедшего в отроческий возраст Кокэчу на священный остров Ольхон, где издавна учились шаманы. Там Дайян Дэрхэ, посланный туда матерью, и встретил его и стал другом и побратимом… Там и нашли они то, что лежит сейчас у него в мешке, завернутое в толстое сукно.