Русский самородок. Повесть о Сытине

– Так вот, дорогой Николай Александрович, дела наши невеселые. Москва без хлеба, без продовольствия. А это страшно: голодному желудку рассудок подчиняется. Временному правительству приближается конец. А дальше бог знает во что дело обернется. Если мы, миллионеры, будем сидеть, ничего против надвинувшегося голода не предпринимая, то наши головы могут первыми оказаться на плахе. Как вы думаете?

– Да, живем в опасное время, – согласился Второв, – но что же делать? Как быть?

Сытин изложил свои соображения:

– Вы, Николай Александрович, самый славный в среде московского купечества. Как, бывало, Кузьма Минин, поднимитесь над нами и кликните клич: «Москва в опасности, спасем ее от голода!» И первым делом мы сами отдадим наши денежные капиталы на закупку хлеба в стране. Пошлем в сытые губернии дельных закупщиков человек сто, и Москва будет с хлебом; народ пообмякнет, и жизнь войдет помаленьку в свое русло… А хлеб народу продавать по своей цене или даже дешевле…

– Сколько же надо средств на такое дело? – спросил Второв.

– Да я полагаю, со всего московского купечества собрать миллионов триста и начать закупку хлеба немедленно.

– Вы сколько дадите?

– У меня есть шесть миллионов. Отдаю все. А вы, думаю, сможете и пятнадцать выделить?..

– Могу. Дам пятнадцать миллионов.

– Вот и хорошо, да подберем еще кое-кого…

Договорились, согласились. И даже оба перекрестились перед иконой, попросили всевышнего стать на их сторону, дабы избавить Москву от голода. Решили в ближайшее время собраться и обсудить первые результаты предварительной договоренности с московскими капиталистами.

Сытин пошел к мануфактурщице Варваре Морозовой, у нее на фабриках сорок тысяч рабочих. Морозова выслушала и согласилась выдать на закупку хлеба пятнадцать миллионов рублей.

– Назначьте время и место, деньги будут доставлены…

– Вот и спасибо, Варвара Алексеевна, я этого от вас и ожидал!..

Пришел Сытин к директору торгового банка с таким же предложением. Тот сказал:

– Это глупости. Вот если соберется Городская дума, да подумает, да решит, тогда другое дело…

– Господин банкир, думать уже некогда. Понимаете ли вы, что происходит вокруг? Какой же еще гром должен грянуть над вашей банкирской головой, чтобы вы почувствовали нависшую беду?..

Так и ушел Иван Дмитриевич от банкира ни с чем.

Пришел Сытин еще к одному фабриканту, суконщику. Тот сказал:

– Понимаю, но надо посоветоваться с женой. Тогда я авось сумму определю… – И уклонился от дальнейшего разговора.

Первое собрание отложили из-за гриппа у Второва. Сытин возмутился:

– Грипп? Мелочь, что значит какой-то грипп? А голод?.. Время не терпит, надо решать и действовать.

Собрались через несколько дней московские тузы: купцы, фабриканты, известные профессора, бывший князь Трубецкой, бывший министр Кривошеин и многие богатые люди из разной среды.

Пришли, поболтали, одни отговаривались, – надо передать такое дело думе, другие просто не хотели принимать никакого участия. Зачем? Голод их не касается, а народ Москвы как-нибудь перебьется на крохах и на мешочниках.

Сытин сообщил, что он собрал подписи на закупку хлеба более чем на тридцать миллионов.

Второв подтвердил, что он отпускает пятнадцать миллионов…

И все это начатое Сытиным дело оборвалось.

На другой день в семье фабриканта Второва случилось загадочное происшествие.

Был у Второва внебрачный сын. Выдавал ему Второв на пропитание десять рублей в день. Потребовал якобы этот внебрачный сразу двадцать тысяч рублей. Второв будто бы отказал… В кабинете раздались выстрелы: убит сам фабрикант Второв, и застрелился его внебрачный сын… Не пятнадцать ли миллионов послужили поводом к трагической кончине отца и внебрачного сына?..

Дело темное – так и понял Сытин. И на этом происшествии закончилась его инициатива борьбы с голодом.

Опечаленный убийством Второва, одного из самых интеллигентных, европейски образованных фабрикантов Москвы, и тем, что начатое дело сорвалось в угоду жадным тяжелодумам, сидящим на мешках николаевских кредиток, Сытин поехал в Петроград узнать, как там раскошеливается буржуазия на закупку продовольствия. Буржуазия, способная наживаться на народном голоде, на призыв со стороны «временного» министра внутренних дел Протопопова ответила:

– Ни копейки…

Буржуазия двух столиц рассчитывала костлявой рукой голода задушить надвигавшуюся пролетарскую революцию. Сытин рассуждал иначе. Ему было противно слушать раздраженные речи крупнейших в России собственников. Он махнул рукой и только мог вымолвить:

– Поистине так и получается, кого господь бог захочет покарать, того он лишает разума…

Но «лишенные разума» пока еще имели слабую надежду на восстановление монархии, на помощь извне и на то, что отсталая Россия пропадет без буржуазного правительства, ибо никакая партия не может управлять страной.

В дни Октябрьского вооруженного восстания Сытин отсиживался у себя на Тверской, а когда узнал, что снаряды рвутся на кровлях кремлевских зданий, зажег перед иконой лампаду и, проливая слезы, твердил:

– Господи, упаси древние храмы Кремля…