Русский самородок. Повесть о Сытине

Впоследствии Чехов был вынужден письмом предупредить товарищество И. Д. Сытина о том, что он продал свои авторские права и что печатать его произведения дозволено только одному Марксу.

Сытин, узнав об этой, невыгодной для автора, сделке сыпал упреки по адресу Адольфа Федоровича Маркса. Но упреки и ругань были только в разговорах с друзьями и работниками товарищества. Чехову по этому поводу Иван Дмитриевич писал тогда совсем в ином духе:

«Многоуважаемый Антон Павлович,

я обо всем всех уведомил по Вашему письму и, разумеется, ничего печатать в дальнейшем не будем. Вот благодать-то делает Маркс: это не по-суворински размах богатыря. Сколько он сделал усилий на распространение в народе хороших книг. Сообщаю количество имеющихся непроданных ваших книг: „Палата № 6“–4126 экз., „Именины“–3800 экз., „Жена“ – 4355 экз., „Повести и рассказы“ – 3248 экз. Вот в каком положении наши книги. Далее, разумеется, „Посредник“ печатать не будет.

Желаю Вам доброго здоровья и всего лучшего.

Ваш покорный слуга

Ив. Сытин».

Но и после этого добрые, дружеские отношения между Сытиным и Чеховым не нарушались. Сытин бывал у Чехова в Мелихове, и каждый раз, когда Чехов приезжал в Москву, Иван Дмитриевич неизменно встречался с ним по-приятельски. Чехов, получив гонорар с издателя Маркса, строил себе дом в Ялте. Сытин, разбогатев от книжной торговли, приобрел за пятьдесят тысяч рублей имение у прогоревшего на конных бегах князя Несвижского. Имение это, площадью более четырехсот гектаров, в пятидесяти километрах от Москвы, называлось Берсеневкой. Бесшабашному пьянице и прощелыге князю некогда было заниматься столь обширным земельным участком.

В одном из писем Чехову Сытин умоляет:

«Достоуважаемый Антон Павлович!

Очень все ждут Вас в Москве, когда это Вы наконец приедете? У меня с имением очень не ладится. Дайте, пожалуйста, хорошего недорогого работника, – нет хороших людей. Жду Вас, чтоб послать за агрономом по Вашему адресу; если имеете в виду, то будьте добры пришлите работящего человека.

Уважающий Вас и слуга покорный

Ив. Сытин.

Ради бога, простите за беспокойство».

Вскоре после ходынской катастрофы и коронования Николая Второго в Москве Иван Дмитриевич встретился с Чеховым в «Гранд-отеле».

– Уж сколько раз я говорил вам, Иван Дмитриевич, и не перестану убеждать вас. Открывайте свою собственную, народную газету! – снова настаивал Чехов. – А вы деньги бросаете какому-то князю за имение. Зачем вам оно? Не хватает вам разве хлопот со своим товариществом? Или на Валовой семье тесно? Не то, не то, Иван Дмитриевич, газету вам надо, народную…

– Не справлюсь, Антон Павлович!.. Не по мне груз.

– Не вам бы это говорить, Иван Дмитриевич, разве вы не умеете находить людей, которые такую вам помогут создать газету, что дай боже!

– А вы поможете?

– И я чем могу – помогу.

– Боюсь, Антон Павлович. Мешать станут, сам Победоносцев и губернатор московский, князь Сергей Александрович препятствовать будут и прихлопнут. Они мне за книжки графа Льва Николаевича до гробовой доски не простят.

– Ну, это как сказать, будем на волю провидения надеяться, а я уверен, что Иван Дмитриевич еще долго поживет. Вот за себя я не ручаюсь. Проклятая чахотка. Как врач вам говорю.

– Что вы, что вы, Антон Павлович, Ялта явится вам спасением, продлит годы вашей жизни. И Лев Николаевич там будет в Гаспре от вас по соседству, – жить вам да радоваться. А Лев Николаевич тот вообще бессмертен.

– О нем другой разговор. А я вот о газете. Не принимайте за шутку. Конечно, газета должна быть либеральной, не в пример суворинской, с вольным душком, с некоторым риском. – Чехов взял валявшуюся на столике газету «Новое время» и, смеясь, прочел небольшую официальную заметку: – «Государь император соизволил повелеть: объявить благодарность киевскому купцу Наместникову за канарейку, поющую мотив „Боже, царя храни“». Каково событие!

– Не изрядное, – хихикнув, ответил Сытин. – У нас в Костромской губернии мужики и не такие басни да анекдоты про царя рассказывают. Слыхал и от офеней немало.