Русский щит

Боярин Фофан, показывая пример дружинникам, безвылазно сидел в крохотной каютке кормчего, поставленной на корме ладьи. Выходить на свежий воздух он разрешал только глубокой ночью, когда запирались городские ворота и на берегу не было людей.

Ночью же приплывал в рыбацком челне Акимка, каждый раз подтверждая наказ боярина Антония: «Ждать!»

И переяславцы дождались.

Сначала к берегу подошла ладья из пригородной вотчины Семена Тонильевича. Подошла и приткнулась к берегу неподалеку от новгородского каравана. Кормчий и гребцы, оставив сторожа, отправились в город.

На следующее утро у пристани появился тиун Семена Тонильевича, которого Прохор знал в лицо. Боярские холопы под присмотром тиуна захлопотали возле ладьи.

Нетерпеливо сжимая кулаки, боярин Фофан смотрел сквозь щели каютки, как холопы грузили в ладью короба и кадушки, разбирали весла, скоблили ножами скамьи, расстилали на песке и латали парус. Семен Тонильевич явно готовился к отъезду!

Вечером тиун увел холопов в город. Возле ладьи остались сторожа с копьями в руках, строго покрикивали на прохожих. В сторону новгородского каравана они даже не смотрели. Видно, никаких подозрений купеческие ладьи у них не вызывали. Не заметили сторожа и Акимку, который, как обычно, приплыл ночью от боярина Антония.

После короткого разговора с Фофаном новгородец поспешил обратно.

Решающий час, ради которого томились в ожидании переяславцы, приближался.

2

…Семен Тонильевич в то утро проснулся до света. Легко соскочил с постели, протопал босыми ногами по деревянным половицам, привычно перекрестился на образ Николы, висевший в красном углу ложницы.

Перед иконой тускло мерцала лампада. В ее дрожащем свете бородатый лик святого казался живым. Семен Тонильевич ужаснулся: глаза Николы-заступника смотрели сейчас мимо него, в сторону. Тревожно заныло сердце, перехватило дыханье от предчувствия беды. Господи, что ж это такое?!

Семен Тонильевич вплотную придвинулся к иконе.

Нет, серые глаза святого с черными точечками-зрачками были по-обычному спокойными и безжизненными. «Слава богу, почудилось!» – с облегченьем подумал боярин. Но чувство тревоги не отпускало. «Не отложить ли поездку?» – засомневался было Семен Тонильевич, но тут же, устыдившись малодушия, решительно подошел к двери и крикнул:

– Сенька! Тишка! Одеваться!

Протирая сонные глаза, в ложницу вбежали холопы, принялись хлопотать вокруг боярина.

– Сенька, беги к тиуну, – застегивая медные пуговицы дорожного кафтана, распорядился Семен Тонильевич. – Передай: сей же час выезжаем!

Тиун ожидал своего господина у крыльца. Тут же стояли военные слуги, назначенные сопровождать боярина. Они кутались в плащи, зябко поеживались от рассветного холода, смотрели невесело.

Ветер посвистывал в резных узорах кровли, развевал полы плащей.

Семен Тонильевич подошел к коню, привычно вдел ногу в стремя. Тиун и комнатные холопы бережно подсадили боярина в седло. Сторожа у ворот суетливо отмыкали тяжелые засовы, откатывали бревна, подпиравшие изнутри воротные створки.

– С богом!

Всадники поехали по пустынной улице. Непросыхающая осенняя грязь чмокала под копытами коней. Со скрипом приотворилась калитка в частоколе. Нечесаный простоволосый посадский выглянул наружу и, заметив боярина с десятком вооруженных всадников, испуганно захлопнул калитку.

Семен Тонильевич обернулся к своему воинству, хотел поторопить спутников. Но те и без боярского понуканья взмахивали плетками, подбадривая коней. Только вот кони были, как на подбор, старые и ленивые. Видно, тиун пожалел хороших лошадей, правильно рассудив, что до берега путь близкий, безопасный. И все же Семену Тонильевичу эта хозяйственность тиуна не понравилась. Да и ратники могли быть помоложе и побойчее…

«Домоседы, слуги вотчинные! – с досадой подумал боярин. – Им бы на печи лежать! Копья как бабьи коромысла на плечах качаются!»

На мгновенье Семен Тонильевич засомневался, не напрасно ли оставил лучших детей сторожить костромской двор, но опять пересилил себя: «Боязлив ты стал, Семен Тонильевич! В родном городе тени боишься! До ладьи ведь рукой подать…»

У воротной башни боярина ждал верный человек. Подбежал, поклонился, прошептал успокаивающе:

– Весь берег обошел. Чужих – никого. Поезжай безопасно, господин!

Тяжелые створки городских ворот распахнулись, пропуская всадников.

Внизу, под береговой кручей, матово поблескивала Волга. Противоположный берег скрывался в рассветном тумане. Порывы ветра гнали по реке невысокие волны. Пахло мокрым деревом, смолой, рыбой – теми привычными речными запахами, без которых нельзя было представить приволжский город.

Семен Тонильевич вдохнул полной грудью бодрящий речной воздух, решительно направил коня к спуску.

Ладья отчалила от берега тихо, без плеска. Негромко поскрипывали уключины весел. Ратники гребли ровно, сильно. Полоска взбаламученной воды между кормой ладьи и берегом становилась все шире. Кормчий уверенно правил поперек теченья, к устью Костромы.

Семен Тонильевич, успокаиваясь, до глаз закутался в теплый суконный плащ.