Тверской князь явной дружбы с ростовскими князьями не заводил, в Орду не ездил, время от времени посылал со своими боярами во Владимир подарки и грамоты, но веры в его подлинное дружелюбие у Дмитрия Александровича не было. Если дружба, то зачем принимать на своем дворе ведомого недруга великого князя Семёна Тонильевича и давать ему свободный проход через тверскую границу?
Много бессонных ночей провел боярин Антоний, распутывая следы Семена Тонильевича. Устраивал засады на лесных тропах, подсылал в Кострому и в Городец своих людей под личиной странников, бродячих торговцев, беглых холопов. Но хитер был костромской воевода, предусмотрителен, ловок, как бес.
Однажды сотник Фофан с переяславскими дружинниками застал воеводу Семена на ночлеге в деревушке у истоков реки Вори. Дружинники тихо окружили избу, где спал Семен Тонильевич, повязали сторожей. Навалившись толпой, высадили двери избы, ворвались внутрь. Упала со стола и погасла свеча. В кромешной тьме началась жестокая рубка: телохранители костромского воеводы отчаянно защищали своего господина. А когда все было кончено, когда смолкли стоны и лязг оружия, Семена Тонильевича в избе не оказалось: прополз воевода в темноте к чердачной лестнице, поднялся наверх, разворошил соломенную крышу и прыгнул с ножом в руке на конного переяславского дружинника, сторожившего избу со стороны леса. Рухнул дружинник в снег, зажимая ладонями порезанную шею. На его крик прибежали товарищи, но Семен Тонильевич уже мчался на коне. Кинулись за ним переяславцы, однако было уже поздно: ночь скрыла беглеца от погони…
После этого случая Семён Тонильевич стал еще злей, еще непримиримей. Повесил в Костроме, на торговой площади, двух верных людей боярина Антония, владимирских доброхотов. На речке Лухе, что впадает в Клязьму между Гороховцом и Стародубом, перехватил великокняжеского гонца, люто пытал и, ничего не добившись, бросил с камнем на шее в темную осеннюю воду.
Дмитрий Александрович пожаловался тогда на злодея князю Андрею, но тот отговорился незнанием, взял своего слугу под защиту. «Может, напраслину возвели великому князю на боярина Семена? — с насмешкой сказал он великокняжескому гонцу. — В то время на Клязьме-реке Семена будто бы и не было…»
Дмитрий Александрович понимал, что взять Семена Тонильевича можно было только войной, а начинать войну еще не время. Островок великокняжеских владений — Владимирское и Переяславское княжества — со всех сторон окружали враждебные города: Ростов, Кострома, Ярославль, Белоозеро, Галич, Городец, Суздаль, Дмитров, Тверь…
Где взять полки для победоносной войны?
«Только в Великом Новгороде! — в один голос твердили ближние люди великого князя. — За кем Новгород, тот господин на Руси!»
Дмитрий Александрович и сам думал так. За северными лесами и болотами, за каменными стенами крепостей, недосягаемых для татарских сабель, затаилась нерастраченная новгородская сила, лежало немереное богатство. Эта сила и это богатство могли подкрепить общерусское дело или пойти во вред ему. Но как взять их у своенравной новгородской господы?
Клятвам новгородских послов и крестоцелованью посадника Михаила Мишинича великий князь не верил. Не единожды клялись новгородцы в верности, а затем поднимали мятежи. Свежо еще было в памяти вероломство новгородских бояр когда они отступились от Дмитрия, ими же приглашенного, в самый разгар войны с великим князем Василием Ярославичем. Наместник великого князя, живший в Новгороде с горсткой дружинников, бессилен перед вече. Да и самому великому князю сидеть возле Новгорода, на загородном городище, тоже бесполезно. Одной дружиной новгородцев не устрашишь, а прибыльные рати из низовских городов за стенами княжеского двора не спрячешь. Сидеть и ждать очередного мятежа и дерзких речей вечников: «Поди, княже, прочь, ты нам не надобен»?
В прошлые годы позорно отъезжали неволей из Господина Великого Новгорода и великий князь Ярослав Ярославич, и великий князь Василий Ярославич, и сам Дмитрий, тогда еще только переяславский отчинник. Повторять сей позор не было охоты. Если уж брать в свои руки Новгород, то крепко, навечно.
Сила новгородского боярства — в богатстве и вотчинах, а богатство — от торговли. Перекрой торговые пути, и застонут бояре! Но в руках великого владимирского князя пока что только один конец новгородской торговли, южный, что ведет в низовские города. Другой конец выходит к Варяжскому морю. Тот, кто переймет торговлю и с этой стороны, — станет господином над Новгородом…
Так родился у Дмитрия Александровича замысел испросить у новгородских властей приморский город Копорье, лежавший впусте вот уже четвертый десяток лет.