Русский щит

Шли воевода и дружинник на север, по очереди пробивали тропу в рыхлом снегу. Выбивался из сил Иван Федорович — его обгонял Елифан. Уставал суздалец — вперед выходил воевода. Тяжко было. Хорошо хоть, что не голодали, — людно оказалось в лесу. В самых глухих местах встречались обозы. Смирные пахотные лошаденки волокли сани-розвальни. На санях сидели ребятишки, смотрели усталыми, печальными глазами. Мужики шли рядом с топорами и рогатинами в руках — оберегали семьи и от дикого зверя, и от татарского разъезда. По глухим оврагам в шалашах спасались целые деревни. Люди в лесу уже обжились, расположились прочно, по-хозяйски. Под навесами из еловых ветвей хрустели сеном коровы. В снегу были протоптаны дорожки. На скрытых кострах булькало в котлах нехитрое варево.

В одном из лесных станов Иван Федорович и Елифан заночевали. Собрались мужики — послушать ратных людей. Старики качали головами:

— Не было еще на Руси такого нашествия. Не забирались раньше степняки дальше Рязани… Поднимется ли снова Русь?

— Где уж там подняться, ежели мужики по углам попрятались, как мыши! — зло отрезал Елифан.

— Дык бабы же, робятишки… — развел руками пожилой мужик, виновато поглядывая из-под лохматых бровей на сердитого дружинника.

Но мужика этого никто не поддержал. Сидели молча, отчужденно. Только несколько парней, присевших в сторонке на поваленный еловый ствол, о чем-то горячо шептались. Один из них, дюжий молодец в коротком рыжем полушубке и лохматой шапке, приподнялся было — видно, хотел что-то сказать, но его дернули за рукав: не суйся, дескать, когда старшие молчат! Парень сел, недовольно дергая плечами…

Утром, когда Иван Федорович и Елифан уже далеконько отошли от лесного стана, их догнали четверо парней. Знакомый рослый детина в рыжем полушубке, с топором за поясом и рогатиной в руках, сказал хмуро:

— Принимай, что ли, в свою ватагу, воевода! Порешили и мы идти на подмогу великому князю. Берешь?

Иван Федорович спросил:

— Как звать?

— Федором. А скажи, воевода, — вдруг усмехнулся парень, — ежели б Иваном иль Кузьмой назвали, не взял бы тогда?

Воевода не принял шутки, произнес строго:

— Об имени спросил, чтобы знать, как тебя в бою кликать. На бой ведь идем — не на игрище!..

Потом к ним прибились еще трое. Эти были настоящими дружинниками — в кольчугах, при мечах. Стояли они в сторожевой заставе на берегу Колокши, возле дороги, которая вела к Дмитрову (сами-то они дмитровскими были). Татарская конница нагрянула нежданно, отрезала заставу от города. Многие дмитровцы тут же и полегли, а эти трое, бросив коней, успели скрыться в лесу.

— Мы не спасаться идем, — предупредил воевода. — Спешим в воинский стан к господину нашему, великому князю Юрию Всеволодовичу.

— Одна у нас дорога. Мы тоже ратные…

Подходили и еще люди — и ратники, и смелые мужики. Скоро в ватаге Ивана Федоровича стало пять десятков человек — невеликая, но все-таки рать!

А сколько таких ватажек и малых ратей текли сейчас сквозь леса за Волгу, чтобы встать под великокняжеский стяг, кто знает? И воевода Иван Федорович не знал, но верил, сердцем верил, что много…

Шли лесами; татары двигались по льду рек, по чистым опольям, где было больше сел и деревень, богаче добыча. Далеко в лес татарские разъезды забираться боялись.

Ратники Ивана Федоровича повеселели, шутили:

— Этак и до студеного моря дойдем, татарина не встретив!

Но встретиться с татарами все-таки пришлось. Как ни избегал воевода проезжих дорог и открытых мест — не уберегся. На пологом берегу ростовской речушки Мокзы ватага столкнулась с татарским разъездом.

Конных в разъезде было немного, десятка два, но наехали они неожиданно, с устрашающим воем, и мужики врассыпную бросились к лесу. Перебили бы их — где уж пешему уйти от конного! — но воевода Иван Федорович, Елифан, дмитровские дружинники, еще с десяток ратников, привычных к бою, быстро выровнялись в рядок, выставили вперед копья. Татары отхлынули. А от леса бежали, размахивая топорами и рогатинами, опомнившиеся мужики…

Близко татары больше не подступали, но стрелы покидали издали всласть. Многих ратников недосчитался Иван Федорович, пока ватага упячивалась в лес. На опушке татары отстали…

Убитых похоронили в ельнике, поставили над могилой деревянный крест. А сами пошли дальше, перетягивая через сугробы волокуши с ранеными.

По ростовским волостям пробирались ночами: татарское войско было где-то поблизости, с лесных проезжих дорог порой доносились протяжные крики, конское ржанье. Днем прятались в оврагах, выставив дозорных. Тревожно было на душе у Ивана Федоровича, тоскливо. Неужели вся земля Русская иноязычным воинством переполнена? Да и о раненых товарищах скорбел воевода. Впроголодь да на морозе — разве их выходишь?

Раненых удалось пристроить в деревеньке, у епископских звероловов. Место было безопасное, удаленное от дороги и других деревень. Староста звероловов, степенно поглаживая бороду, обнадеживал: