Русский штык на чужой войне

При этом белоэмигрантка О.Д. О-Доннель (дама-патронесса русских добровольцев) свидетельствует об авторитете у белогвардейцев каудильо: «Один из генералов, близких к главе национальной Испании, сказал нашей соотечественнице, что генерал Франко со всех концов мира получает от русских эмигрантов приветствия. Многие эмигранты посылают ему Георгиевские кресты, Георгиевские медали, как самое дорогое, что у них осталось… Генерал этот сказал нашей соотечественнице, что сам Франко был чрезвычайно тронут столь многочисленными знаками внимания со стороны русских эмигрантов»[643].

Сами же участники событий свидетельствовали, что многое из происходившего в Испании до боли напоминало им Гражданскую войну в России: разорения храмов, красный и белый террор, кровавые бесчинства с той и другой стороны, включая аресты и расстрелы, и т. д.

Сходство добавляло и массовое прибытие в Испанию зарубежных граждан, использовавшихся обеими сторонами. У республиканцев – «интернационалисты», у Франко – «волонтеры» (нередко наемники, прибывшие воевать за деньги).

Вообще наши соотечественники были представлены в формированиях местных монархистов (карлистов), рекете, а также в регулярных войсках, включая сухопутные силы и авиацию. Но особенно заметным было пребывание наших соотечественников в Испанском иностранном Легионе.

Поехать на войну, чтобы не умереть от голода

Но не все из поехавших на испанскую войну отправились туда исключительно из благородных идей. В немалой степени на «испанский выбор» повлиял и материальный фактор. Состоятельные люди вроде того же Барка, сына царского министра, ради борьбы «против красных в Испании» бросившего бизнес на Мадагаскаре, были скорее исключением. Многие русские добровольцы, не исключая и самого Николая Шинкаренко, находились в отчаянном материальном положении.

Так, один из самых известных русских «испанцев», белый генерал-майор Шинкаренко, был вынужден пойти туда добровольцем, чтобы просто выжить. Это подтверждают документы, в частности, переписка его матери с другими белоэмигрантами, в том числе и с бежавшей от большевиков женой Брусилова. Незадолго до начала Испанской войны семья Шинкаренко находилась в отчаянном положении: их магазин во Франции прогорел, квартиру пришлось продать[644].

Сам Николай в 1934 г. лишился прежней хорошей работы во французском банке. Бывший генерал и его мать в буквальном смысле тогда питались впроголодь, и вскоре, чтобы не обременять своего сына, она ушла в монастырь[645].

Вернуться на Родину, захваченную своими врагами-большевиками, он не хотел, хотя и были примеры, когда некоторые белые генералы, например, Слащев или Скоблин, соблазнившись посулами большевиков, переходили к ним на службу. К тому же он прекрасно знал, что все «возвращенцы» подвергались репрессиям. Так, его племянник, живший в СССР, подвергался гонениям за принадлежность к семье белого генерала, был арестован и отправлен на поселение[646].

Поэтому для него и некоторых других белогвардейцев поступление в испанскую армию стало выходом из тяжелого материального положения. Записавшись «в испанцы», они получали свой кусок хлеба – паёк, а кое-кто и немалые для еще не оправившейся от мирового экономического кризиса страны, деньги.

О тех сложностях, которые испытывал бывший боевой генерал в своей попытке пробиться в испанскую армию, свидетельствуют письма матери Шинкаренко к Надежде Владимировне Брусиловой, жене известного царского генерала, поступившего на службу к большевикам:

«21 октября 1936 г.

Дорогая Надежда Владимировна!

…Напишу Вам новость, которая Вас удивит: 3-го октября мой Коля уехал в Испанию, пока что корреспондентом «Часового», но думаю, что потом он примет участие в боевых действиях, если удастся попасть в ряды войск Франко. А я молюсь, молюсь и молюсь. Потому что от Коли все зависит…

Коля увез карточку своего славного деда, может быть, она принесет ему счастье. Когда я его увижу и вообще, будет ли это когда-нибудь, одному Богу известно…»[647]

«24 декабря 1936 г.

Дорогая Надежда Владимировна!

…Мой Коля ездил в Испанию, но вернулся, так как дальше Саламанки его не пустили. Теперь он бедствует, как всегда, и это причиняет мне величайшее горе…»[648]

«29 января 1937 г.

Дорогая Надежда Владимировна!

…Мой сын Коля мечтает поехать в Испанию и драться там, за правых, конечно, но у него нет для этого денег, да и осуществится ли это его желание, одному Богу известно…»[649]

«17 марта 1937 г.

Дорогая Надежда Владимировна!