Не раз приходилось видеть, как в общем народном танце, называемом «хоро», танцуют рядом под открытым небом где-нибудь на лужайке, а то и просто на пыльной площади городка и начальник гарнизона, почтенный подполковник, и местный купец, и пришедшие в город крестьяне в своих национальных костюмах.
Не могло быть и речи о существовании в Болгарии в то время какой-либо классовой ненависти. Ведь интеллигенция вышла из народа, имея прочные корни по селам в лице своих родственников. Рабочий класс – совершенно ничтожен при крайне слабо развитой промышленности Болгарии. Наконец, надо отметить и колоссальную популярность царя Бориса, разъезжавшего без всякой охраны в своем автомобиле, которым он управлял лично, по всей Болгарии и разделявшего не раз скромную трапезу и угощение поселян в каком-нибудь попутном селе.
Однако, несмотря на кажущуюся беспочвенность, коммунистическо-земледельческая агитация ширится с чудовищной быстротой. Единственным объяснением ее успеха может быть наличие ужасного налогового пресса, давившего всю страну в силу желания правительства доказать свою лояльность по отношению к странам-победительницам и принужденного поэтому выплачивать им колоссальные репарации. Естественно, что крестьянам, избалованным поблажками Стамболийского, не нравилось увеличение налогов и строгое их взимание новым правительством.
Коммунисты, как когда-то и в России, разбрасывали повсюду демагогические лозунги и обещания, приобретая многочисленных сторонников даже среди богатых крестьян. Внутренне положение страны осложнялось тем, что Болгария на основании мирного договора была почти лишена армии, которая могла бы служить прочной опорой правительству. Общее число штыков в строевых единицах и жандармерии не превышало 20 тысяч.
Это незначительное количество окрыляло коммунистических вождей, веривших в возможность быстрого и решительного успеха. Успешный же переворот мог дать для Москвы блестящие результаты в смысле разжигания всеобщего пожара на горючей балканской почве. Отсюда становится совершенно ясным стремление советских агитаторов возбудить ненависть к русским «контрреволюционерам», проживающим в Болгарии, что ими и проделывается очень искусно.
Московское правительство совершенно правильно учитывает значение русских частей, расселенных в Болгарии, как силы, способной стать на пути ожидаемого торжества. И вот начинаются новые гонения на русских, но на этот раз эта волна идет не сверху, как во времена Стамболийского, а, наоборот, снизу.
Надо сказать, что в это время части армии генерала Врангеля не существовали как строевые единицы. Отсутствие денежных средств заставило наше командование еще год тому назад отдать приказ о добывании средств на жизнь своим трудом, то есть чисто физическим способом, так как иного в Болгарии найти было невозможно.
В силу того же распоряжения сохранились только штабы полков, как организационные центры, со своими церквями, лазаретами, помещениями для безработных или для людей, отдыхающих по временам от непривычного физического напряжения.
Остальные офицеры и солдаты были рассеяны мелкими группами и в одиночку по всей Болгарии, добывая себе «хлеб насущный» действительно в поте лица. На этом большей частью и базировалась коммунистическая агитация, согласно которой русские «буржуи» отнимают кусок хлеба у нуждающегося населения. Конечно, при этом подчеркивалось, что они – враги трудового народа, кровожадно душившие коммунистическую революцию, этот «светоч бедного люда».
Чтобы быть беспристрастным, должен сказать, что в большинстве наших организационных центров хранились пулеметы, ружья, патроны, запрятанные в землю и в иные тайники еще во времена разоружения при Стамболийском.
Подобный организационный центр марковцев находился в Белоградчике, причем во главе Марковского пехотного полка стоял его командир, генерал-майор Пешня, недавно вернувшийся из Сербии, куда он был выслан в числе других высших начальников правительством Стамболийского.
Нормально при штабе полка было не более 20 человек, из которых несколько было состоящих в кадре, в том числе и я. Остальные были инвалидами, неспособными к труду, или временно безработными.
В это время отношение к нам местных военных и гражданских властей было самое благожелательное, в особенности первых. Мы были гостями местного офицерского собрания, нас приглашали на все официальные торжества, как штаб Марковского полка.
Наиболее светлой личностью был начальник местного гарнизона, подполковник Кацаров, старый кадровый офицер, по своему наружному виду типичный «отец-командир» русского полка старого доброго времени.
Это был действительно «рыцарь без страха и упрека», видевший в нас собратьев по оружию, детей великой России, оказавшихся в несчастии. Чем только мог, он всегда приходил нам на помощь. Ход нашей революции он и остальные офицеры гарнизона хорошо знали как из газет, так и в особенности по нашим рассказам о пережитых злоключениях, и они ясно себе представляли, что их ожидает в случае коммунистического успеха.