В этот раз завоевывать приходилось светское общество Америки. Премьерный показ молодого супруга прошел удачно. Не считая новых статей, теперь уже в американской прессе, о сомнительном титуле мужа Рубинштейн.
Но Елену обижали не газеты, а владельцы приглянувшейся ей квартиры на Манхеттане, отказавшиеся продать ее Рубинштейн из-за того, что та была еврейкой. Решение вопроса подсказал князь Гуриели-Чкония: «Если тебе так понравилась квартира, давай купим весь дом!».
Подобная масштабность пришлась Рубинштейн по вкусу. Во время медового месяца, который они с Арчилом провели в круизе вокруг Латинской и Южной Америки, Елена успела купить дома в Буэнос-Айресе, Рио-де-Жанейро, Панаме. А вернувшись в Нью-Йорк, открыла «Дом Гуриели» — первое в мире заведение, целиком посвященное мужской моде. Официально его руководителем считался Арчил Чкония. На самом же деле все решения, включая вопросы покупки салфеток для ресторана, принимались Рубинштейн.
Но князь и не пытался оспаривать позиции жены. Тем более, что ему было не до занятий бизнесом. Арчил часто улетал в Лос-Анджелес, где на Сансет-бульваре у него появилась масса друзей среди голливудских звезд.
Одной из его самых близких подруг в Голливуде была Джанет Макдональд. Именно по примеру этой актрисы, игравшей роли в драматических фильмах также успешно, как и в музыкальных, строился образ советской кинозвезды Любови Орловой.
Чкония фильмов с Орловой не видел. Ими увлекалась его грузинская родня, которой Арчил регулярно отправлял посылки. Чемоданы из Америки приходили в Тбилиси под видом гуманитарной помощи. Шелковые ночные рубашки, смокинги, брюки для верховой езды либо менялись на местном базаре на продукты, либо распарывались и перешивались в модные платья.
В Нью-Йорке Арчил занимался организацией вечеринок в их с Еленой 26-ти комнатных апартаментах на Парк Авеню, которые с его легкой руки стали именовать, как «Рубинштейн Хилтон». В дом приглашалось столь избранное общество, что списки гостей на следующий день печатали в светских новостях.
Гости осматривали полотна Дега, Ренуара, Модильяни, Пикассо, Тулуз-Лотрека из коллекции Рубинштейн, затем угощались коктейлем во французской гостиной, обедали в комнате мечтаний, а после усаживались за партию в нарды или бридж. Спальню с огромной кроватью, изголовье и подножье которой подсвечивались флюорисцентной лампой, показывали лишь избранным. Частым гостем в доме Гуриели-Чкония был Сальвадор Дали, написавший портреты князя и княгини.
В конце жизни Рубинштейн будет говорить, что ее брак с Арчилом Гуриели-Чкония был идеальным союзом. Хотя, по большому счету, у каждого из супругов была своя жизнь. Единственное, что их объединяло — страсть к бриджу. Из-за игры Рубиншейн иногда могла нарушить режим и не отправиться в постель в десять часов вечера.
Но даже в этих случаях она просыпалась в 6 утра и в 7.30 уже проводила первые встречи. Не покидая при этом своей спальни. Арчил в это время сладко спал в соседней комнате.
После окончания Второй мировой войны князь и княгиня Гуриели-Чкония снова стали путешествовать по Европе. Состояние здоровья Рубинштейн, разменявшей восьмой десяток, оставляло желать лучшего. У нее начался диабет. Иногда она настолько плохо себя чувствовала, что от боли ложилась на пол. Причем могла это сделать где угодно.
Как-то приступ начался прямо в салоне у Кристиана Диора. Кутюрье, увидев лежащую на полу Рубинштейн, сделал вид, что ничего экстраординарного не случилось. Подошел к ней, наклонился, поцеловал руку и произнес: «Здравствуйте, княгиня».
За несколько лет до смерти Рубинштейн побывала в Москве. На выставке, где она лично представляла продукцию своей фирмы, к ней подошла пожилая женщина. И сказала, что она — родственница Арчила Чкония.
Никто меня ничему не учил. Я всегда училась сама.
На лице Елены вновь появилась улыбка. Та самая, которой она улыбнулась два десятка лет назад, когда встретила самую большую любовь своей жизни…
После начала Второй мировой войны, в 1939 году, Коко Шанель закрыла свой Дом.
Тем не менее, сама мадемуазель продолжала оставаться в Париже вплоть до 1944 года. Она привычно занимала номер в гостинице «Ритц» и, как представлялось со стороны, чувствовала себя вполне свободно. О ее романе с немецким офицером фон Динклаге знали лишь самые близкие. Когда потом ее спросят, как она могла встречаться с представителем вражеской армии, Шанель ответит: «В моем возрасте женщина, встретив мужчину, не станет смотреть ему в паспорт».
После войны все это будет основанием для обвинения кутюрье в сотрудничестве с немцами. От суда Шанель спасло, как принято считать, заступничество английского премьер-министра Уинстона Черчилля. Главным условием было немедленно покинуть Францию.