Русский со словарем

В последнем варианте — явный намек на попытки официальной пропаганды выдать рабский труд за бурление энтузиазма. Вроде даже появилась в какой-то момент у этой аббревиатуры обновленная официальная расшифровка — заключенный контингент.

Но в общем-то, конечно, и вариант зэк (зек) и даже вариант зэка со временем стали связываться просто со словом заключенный. Хотя реально возникнуть сокращение з/к из этого слова едва ли могло. Представим себе, например, что слово сотрудник кто-то сократил бы как с/т или слово рабочий — как р/б. Вряд ли. Тем более с этой косой чертой.

Правда, Солженицын в «Архипелаге», а следом за ним и некоторые словари предлагают именно такую версию:

Два слова о самом термине зэки. До 1934 года официальный термин был «лишённые свободы». <…> Но с 1934 года термин сменили на «заключённые» <…>. Сокращённо стали писать: для единственного числа з/к (зэ-ка́), для множественного — з/к з/к (зэ-ка зэ-ка).

Заметим, однако, что и в этом случае слово возникло позже Беломора, не ранее 1934 г. Хотя у Солженицына есть примечание, что кто-то вроде слышал слово зэк еще в 1931 году.

Тем не менее, с бывшим зэком Френкелем и его остроумной придумкой, скорее всего, получился легкий анахронизм.

Единство времени

Как-то раз я смотрела телепередачу «Преступление в стиле модерн», в которой историк Лев Лурье рассказывал об одном эпизоде российской истории начала XX века. Речь шла о конфликте полиции и жандармерии по поводу черносотенной организации «Союз русского народа».

Герою этой истории, почти раскрывшему серию убийств сыщику Филиппову, жандармы велят прекратить расследование. И вот автор передачи говорит: «Возникает классический конфликт драматургии — конфликт между долгом и честью».

Имеется в виду, что долг государственного служащего, состоящий в подчинении начальству, в данном случае желающему прикрыть дело против антисемитской организации, которую, как оказалось, само и поддерживало, вступает в противоречие с представлением Филиппова о личной чести. Но вот насчет классического конфликта драматургии автор слегка ошибся. На самом деле классический конфликт — не между долгом и честью, а между долгом и чувством.

Классицистическая трагедия строилась именно на таком конфликте. Так, в 1653 году во Франции была поставлена трагедия Пьера Корнеля «Сид», действие которой происходит в средневековой Испании. В центре трагедии — любовь Родриго и его невесты Химены. Отцы влюбленных ссорятся, и Родриго должен вызвать на дуэль отца Химены. Сыновний долг вступает в противоречие с любовью. Родриго произносит монолог:

Пронзен нежданною стрелой,
Что в грудь мне бросил рок,
Мой яростный гонитель,
За дело правое я выступил как мститель,
Но горестно кляну удел неправый свой
И медлю, теша дух надеждою бесцельной
Стерпеть удар смертельный.
Не ждал я, близким счастьем ослеплен,
От злой судьбы измены,
Но тут родитель мой был оскорблен,
И оскорбил его отец Химены.

(перевод Ю. Б. Корнеева)

Родриго убивает отца Химены, и теперь уже Химена разрывается между любовью и дочерним долгом. Долг здесь не противопоставлен чести, напротив, честь требует от человека, чтобы он выполнил свой долг, а поддаться чувству — значит преступить долг и тем самым поступиться честью.

Еще более наглядно реализуется конфликт чувства и долга в политической трагедии, где государственный или общественный деятель отказывается от любви во имя интересов государства, как в трагедиях Корнеля «Цинна» и «Гораций» на сюжеты из истории античного Рима.

Все это, конечно, имеет мало общего с конфликтом полиции и жандармерии.

Подмена, как это часто бывает, вызвана не только созвучием сочетаний конфликт между долгом и честью — конфликт между долгом и чувством. Здесь проговаривается подсознание российского интеллигента.